Неизвестные солдаты - [415]

Внешне фюрер выглядел плохо, однако энергия его почти не уменьшилась. Не ослабевали его воля и дикая ненависть к военным противникам, к внутренним врагам, к коммунистам. Иногда Гудериану казалось, что фюрер ненавидит даже немцев, тех самых немцев, для которых начал он всемирную битву, которые умирали за него на многочисленных фронтах.

Не доверяя генералам, Гитлер сам пытался вникать во все мелочи, руководить всеми военными событиями. В ноябре 1944 года Гудериан предложил новую, более гибкую оборонительную тактику для Восточного фронта. Километрах в двадцати от первой полосы обороны следует возводить сильные, хорошо замаскированные позиции. Противник длительное время готовит наступательную операцию, подтягивает артиллерию, подвозит массу боеприпасов, выявляет цели. И вот непосредственно перед началом артиллерийской подготовки немцы быстро отведут основные силы на вторую полосу обороны, оставив на первой лишь небольшое прикрытие.

Удар противника придется почти по пустому месту. Враг израсходует десятки или даже сотни тысяч снарядов, вся его тщательно налаженная машина сработает вхолостую. Он наткнется на новую оборонительную полосу и вынужден будет остановиться, готовить наступление.

* * *

Выслушав Гудериана, фюрер сказал, что это авантюризм. У русских неплохая разведка. И вообще он не позволит без боя оставлять территорию глубиной в 20 километров. Таким образом можно в несколько приемов пустить русских в Германию. На это Гудериан ответил: будет хуже, если противник прорвет линию фронта и устремится вперед лавиной, как это произошло летом. Фюрер не уделяет должного внимания главной опасности, грозящей с Востока. А между тем на Восточном фронте, в полосе протяженностью 1200 километров, имеется только 12 резервных дивизий. Они не смогут ликвидировать прорыв.

— Раньше мы не имели и таких резервов, — сказал Гитлер.

— Раньше была другая обстановка, — решительно возразил генерал. — Теперь русские стали гораздо сильнее.

— Что вы меня поучаете! — вспылил фюрер. — Я командую германскими сухопутными силами на фронтах уже пять лет, я накопил за это время такой практический опыт, какой господам из Генерального штаба никогда не получить. Я больше в курсе дела, чем все остальные. Вы обязаны подчиняться мне. Иначе я прикажу арестовать тех ваших сотрудников, которые плохо влияют на вас!

Это была явная угроза, и генерал смолк, почтительно наклонив голову. Ну, что же. Фронтовые генералы все равно поступят так, как подскажут обстоятельства. Но в случае неудачи у Гудериана будет козырь для оправдания. Перед фюрером и перед историей.

К удивлению генерал-полковника, наступление в Арденнах началось вполне успешно. 16 декабря, в холодный туманный день, немцы неожиданно обрушились на позиции американцев. И те, впервые за время войны получив сильный удар, побежали в панике, бросая технику, не оказывая организованного сопротивления. Немецкие танки и мотопехота гнались за ними, захватывая богатые трофеи и множество пленных, особенно негров. Американцы, как и англичане, старались по возможности беречь своих белокожих сограждан.

К 20 декабря немецкие войска расширили прорыв до 100 километров по фронту и до 50–60 в глубину. Лишь ценой огромного напряжения, сняв войска с других участков, американцам и англичанам удалось остановить наступающих. Однако через неделю союзники получили новый удар, на этот раз под Страсбургом, где откатились на 30 километров. Командующий 3-й американской армией генерал Д. Паттон записал 4 января 1945 года в своем дневнике: «Мы еще можем проиграть эту войну!»

— Американцы?! — выкрикивал Гитлер, бегая по кабинету во время очередного доклада. — У них десятикратное превосходство в воздухе, у них в шесть раз больше танков, а они удирают, словно стая трусливых кроликов! Это не солдаты, а торгаши! О, как бы я разделался с ними, не будь у меня за спиной русских!

— В этом все дело, мой фюрер, — вмешался Гудериан, не одобрявший активных действий на Западе. — Пользуюсь случаем еще раз напомнить, что русские готовятся к большому наступлению. По данным разведки, они нанесут удар не позже чем в феврале.

— Нет! Я не верю в это! — возразил Гитлер, опустившись на подвинутый ему стул. — Советские руководители достаточно разумны! Три года американцы и англичане не высаживались в Европе, наблюдая, как сражаются немцы и русские. Три года они сохраняли своих людей, сохраняли свои силы, рассчитывая явиться к концу и диктовать свои условия. А теперь русские имеют превосходную возможность отплатить им той же монетой. Русские будут смотреть, как мы погоним их союзников обратно в Нормандию, будут ждать, чтобы мы ослабили свой фронт на Востоке. Союзники отделывались обещаниями три года. Русские могут теперь позволить себе подобное удовольствие хотя бы на три месяца.

— Не вижу, какую выгоду это принесет нам, мой фюрер!

— Я всегда повторяю, что мои генералы ничего не понимают в политике! Мы перессорим русских с союзниками, это самое главное. Заключим мир с одной из сторон и тогда посмотрим, как поступать дальше!

Фюрер умел говорить страстно, умел убеждать. Даже Гудериан, давно уже критически воспринимавший рассуждения и планы Гитлера, даже Гудериан иногда начинал верить ему, слушая его горячие речи. Ведь Гудериану, как и фюреру, тоже хотелось уцепиться за какую-нибудь надежду!