Неизвестные солдаты - [279]

Теперь он не бил, не тиранил, а тыкал ослабевшими пальцами то в одном, то в другом месте, загораживался ладонью, стараясь сдержать давление русских. И не сейчас, не в эти последние дни, разжался его кулак. Это началось давно, просто раньше он не замечал или старался не замечать этого. Он не считал потерь, считал только победы. Его не очень беспокоило, какой ценой они куплены. А между тем как раз тогда, в боях под Минском и Смоленском, возле Киева и возле Орла, потерял он своих лучших солдат…

Громко скрипя замерзшими сапогами, в комнату вошел полковник Эбербах. Размотав шарф, бросил его на лавку.

— Господин генерал, я осмелюсь посоветовать вам… Вы должны улететь.

— Что случилось?

— Полк оставил деревню и отходит сюда. Русских слишком много. Большие потери.

— Ваше решение?

— Буду оборонять это село.

— Поступайте, как сочтете нужным. Но я до темноты остаюсь здесь. Подниматься в воздух опасно.

Эбербах ничего не ответил, быстро прошел в соседнюю комнату, где стояли телефоны, и плотно закрыл за собой дверь.

Гудериан, глядя на карту, обдумывал, с какого участка можно снять войска, чтобы наверняка опрокинуть кавалеристов и захватить Каширу. Еще подумал он о том, что фронт неустойчив, что русские могут опасно контратаковать, и поэтому следует незамедлительно подготовить у себя в тылу оборонительный рубеж. Эта мера обезопасит от случайностей.

Ни умудренный опытом Гудериан, ни отступавшие солдаты, ни преследовавшие их красноармейцы — никто еще не понимал, не догадывался о том, что около этой затерянной в снегах деревушки начался давно уже назревавший исподволь перелом. Волна наступающих немецких войск, катившаяся от самой границы, растратила всю энергию и остановилась, достигнув крайней точки.

* * *

На формировочном пункте попросил Иван Булгаков, чтобы назначили его в повара. Самое милое дело — погреться зимой подле кухни. Послали Ивана в отдельный танковый батальон. И все было бы хорошо, но не нашлось в этом батальоне ни одной лошади, только сплошная техника. Танкисты мотались с одного участка фронта на другой. Кухню Ивана цепляли к грузовику, возившему продукты и боеприпасы.

Какая может быть зимой езда на автомашине? Одни слезы. Грузовик на день по нескольку раз застревал на проселках, ломался, отставал от батальона. Голодные танкисты проклинали Булгакова и всю его родню до седьмого колена. Иван всерьез опасался, что разозленные ребята как-нибудь накостыляют ему в шею.

Хорошо еще, что встретил Иван в батальоне земляка — рыжего Лешку из деревни Дубки. Только теперь был это уже не Лешка — веселый парень, гроза девок, а товарищ старшина Карасев, командир новенького танка Т-34, человек повоевавший и авторитетный. Но при всем том земляк есть земляк. Ради встречи выпили они по кружке спирта, и тут пришла Ивану такая мысль: а что ежели цеплять кухню прямо к танку? Дело верное — вытащит из любого заноса. А главное — от своих никогда не отстанешь.

Лешка сперва артачился, заедало самолюбие. Какая это боевая машина с кухней на привязи? Однако, сообразив, что два раза в сутки заправляться горячим приварком совсем неплохо, согласился и даже сам пошел с Иваном к командиру батальона. Тот посмеялся, покрутил головой, но разрешил попробовать.

С того дня жизнь Ивана сделалась куда как спокойней. Танкисты у него ходили сытые и довольные. В других частях люди по два-три дня сидели на сухом пайке, на консервах и сухарях, а Иван потчевал своих бойцов горячим борщом и кашей вдоволь. Он же сам сделал такое предложение: заливать остывшие моторы кипятком, чтобы ускорить прогрев. Работы у него прибавилось, зато комбат объявил благодарность, а командиры танков наперебой предлагали свои услуги, готовы были везти с собой, не отцепляя, хоть в атаку.

Лешка Карасев, зачисливший Ивана в свой экипаж, раздобыл ему черный танковый шлем, добротный полушубок, хоть и замасленный, но почти новый. Выглядел Булгаков настоящим танкистом. Однако хоть и приобщился он к технике, в глубине души хранил незыблемое убеждение, что лошадь надежней, особенно при снежной зиме.

Их батальон придан был в конце ноября кавалерийскому корпусу генерал-майора Белова. Получили задачу быстро двигаться на Каширу. По всем планам-расчетам танкисты должны были явиться на место раньше конников. А получилось наоборот. Кавалеристы ехали напрямик, по заметенным проселкам и за двое суток отмахали сто верст. А танкисты искали дорогу получше. Сделали большой крюк. Ночью напоролись на разбитый мост. Пришлось поодиночке спускать танки с крутого берега. Одна машина опрокинулась, несколько поломалось в пути.

Растеряли на дорогах почти половину танков и в район Каширы прибыли на день позже кавалеристов. Ивана расстроила такая неорганизованность, но опытный Лешка сказал ему, что так бывает всегда, на переходах машины отстают, а потом подтягиваются.

Потеснив в избах кавалеристов, остановились ночевать в деревне. Снег тут был истоптан повсюду, виднелось много мелких воронок. Стекла в домах выбиты, заткнуты тряпьем. Валялись неубранные, закоченевшие трупы. Всю ночь через деревню двигались войска. По три в ряд ехали конники. Скрипели санные обозы. И все туда, в сторону немцев. Красноармейцы громко разговаривали и переругивались. В обгон колонны скакали командиры в бурках. Давно не видел Иван такого передвижения частей к фронту. Сам чувствовал возбуждение. Хотелось думать, что вот оно, наступление, началось, наконец. Хотелось, и боязно было. Ну взяли две-три деревни, это ведь еще ничего не значит, такое случалось и раньше…