Неизвестные солдаты - [209]

Сам схватил троих, сгреб в охапку, пошел к двери, сгибаясь под тяжестью. Уже возле самого выхода кто-то налетел на него в темноте, едва не сбил с ног, поторопил:

— Скорей шевелись! Это ты, командир? Давай пацанов!

После подвала на улице казалось гораздо светлее. Выстрелы звучали громко. С противоположной стороны дома из окон над парадным входом били немецкие автоматы и станковый пулемет. Наши ручные пулеметчики отвечали им короткими очередями.

Виктор — бегом в парк. Дети стояли в гуще деревьев. Вокруг них — красноармейцы с оружием наготове.

— Все тут? — спросил Дьяконский.

— Все, все! — поспешно ответила ему Варя.

— Берите ребят на руки, — приказал Виктор бойцам. — Женщины идут впереди. Трое автоматчиков и авангард. Двое сзади. Взводный, командуй!

Красноармейцы, разобрав детей, скорым шагом пошли по тропинке. Проводив их, Виктор возвратился к усадьбе.

Дом горел изнутри. Из окон первого этажа выбрасывались острые язычки пламени, лизали белые стены. Со звоном лопались стекла.

Перебегая от дерева к дереву, Виктор добрался до цепи, залегшей метрах в ста пятидесяти от здания. Разыскал Носова. Старший сержант сидел на корточках возле кирпичного фундамента ограды, стрелял из ручного пулемета, просунув ствол между чугунными прутьями решетки.

— Ну, как у тебя? — толкнул его в бок Дьяконский.

Носов повернул мокрое от пота лицо, багровое в свете пожара.

— Видишь, фрицев поджариваем. Еще полчаса — и живьем сгорят. Я уже на ту сторону дома людей послал, чтобы не дали из окон прыгать.

— Сам в драку полез или они начали?

— Понимаешь, часовой ихний на нас наскочил. Ну, мы сразу вперед. Прикончили фрицев, которые на первом этаже дрыхли. А потом немцы сверху гранаты кидать начали. Пришлось сюда отойти.

По чугунной решетке над головой дробно забарабанили пули.

— А, черт! — выругался Виктор. — Из автомата лупит… Кончай представление, Носов. Немцы помощь подтянут, ударят с тыла, тогда не выскочим отсюда.

— Эх, командир, охота мне послушать, как фриц на огне визжать будет!

— В другой раз послушаешь… Я людей снимаю. Ты дай еще десяток очередей и догоняй нас.

Юрий Бесстужев не спал, ожидая возвращения Дьяконского. Изредка задремывал, но тотчас же просыпался, спрашивал у Черновода, нет ли известий от Виктора.

Ближе к утру на западе возникло зарево пожара. Немецкое боевое охранение на той стороне реки всполошилось, открыло стрельбу. Ополченцы ответили.

Опасаясь, что фашисты займут просеку и отрежут отряду Дьяконского путь возвращения, Бесстужев переправил на западный берег взвод красноармейцев, приказав им не допустить противника в лес.

От Виктора прискакал наконец связной на лошади, доложил, что все благополучно и отряд подходит к реке. Юрий не выдержал и сам переехал на лодке через Ворсклу, чтобы встретить бойцов.

Было уже совсем светло, когда на просеке появились автоматчики головного дозора и с ними воспитательница Варя. Она шла рядом с красноармейцами, одетая в полную военную форму: в пилотке, в просторной гимнастерке, в шароварах, подвернутых на щиколотках, но босая. У Черновода не нашлось для нее подходящих сапог.

Остановилась возле Бесстужева, поднялась на носки и молча поцеловала его в щеку. Он пробормотал что-то и отвернулся, смущенный.

Мимо него проходили красноармейцы с детьми. Одни тащили ребятишек на закорках, другие прижимали к груди. Маленькие дети спали на руках у бойцов.

В конце колонны на плащ-палатках несли раненых и убитых. Бесстужев наклонился над мертвым, узнал его. Это был красноармеец, отступавший с их полком от самой реки Прони. Открытые, остекленевшие глаза безучастно смотрели в серое небо.

Бесстужев снял с головы пилотку.

Рядом остановился Виктор Дьяконский. Сел на пенек, сказал негромко:

— Ну, вот, Юра, все в порядке.

— Ты последний?

— Там еще Носов хвост прикрывает… С детьми-то что теперь делать будем?

— Сейчас в тыл на подводах отправим.

Воспитательница Варя, стоявшая в стороне, подошла к ним, попросила:

— Товарищи командиры, вы хоть скажите, как вас звать-величать. Подрастут ребята, помнить вас будут.

— Ни к чему это, — устало махнул рукой Виктор, — Нас много, всех не упомнишь.

* * *

Из дневника полковника Порошина

7 сентября 41 г. Москва. Живу у Ермаковых. Настояла на этом Неля. Пока я ездил на Южный Урал, в моей квартире взрывной волной выбило раму. У Ермаковых веселей, люди вокруг. Евгения Константиновна ворчит на советскую власть, которая даже немцев не может побить. Меня и Степана зовет не иначе как «красными командирами» и утверждает, что мы ни к черту не годны. Я ей отвечаю: время покажет. Неля много работает на заводе, устает, девочка, зверски. Ночью спит так, что не слышит бомбежки. К своей двери прикрепила объявление: «Внимание! Во время налетов будить строго воспрещается!»

10 сентября 41 г. Москва. Сегодня вернулся домой рано. Никого нет. Можно посидеть с дневником. Впечатлений и событий уйма. Две недели провел на Южном Урале. Новостройка. До войны — маленький рабочий поселок. В январе туда подвели железнодорожную ветку. Начали строить военный завод. Он вступил бы в действие через два года. Теперь приказ — через два месяца. Когда ехал туда, думал: за такой срок невозможно. Однако нет преград энергии человека и энтузиазму. Это не громкая фраза. Это на самом деле.