Неизвестные солдаты - [200]

— Эй ты, помоги!

Человек сидел сгорбившись, спиной к Патлюку, и даже не шевельнулся.

— Иди сюда! — заорал Патлюк. — Я тебе говорю, черт глухой. Иди, ну! Застрелю, сволочь!

Полез через ящики с патронами, вцепился человеку в плечо, повернул рывком и отпрянул; на земляной лавке сидел Горицвет.

— Ты? Микола?! Ранен?

— Нет… Нога подвернулась, — бормотал Горицвет, отводя глаза. — Ходить не могу… Вот сижу… Боеприпасы тут… Выдаю.

— Выдаешь?

По его жалкому виду, по бессвязным словам Патлюк понял все. На долю секунды вспыхнуло в памяти только что пережитое: хрипящий Захаров с распоротой осколком шеей, артиллерист-политрук, расплющенный гусеницей возле пушки, Бесстужев с трясущимся в руках пулеметом.

— Они там! Мы там… — кричал он, охваченный бешенством, теряя контроль над собой. — Ты тут! Угрелся! Иди! — поволок он Горицвета к выходу.

— Не пойду! Не имеешь права! — отбивался тот. — Бомбят ведь! Убить могут!

— А других не убьют! А другие хуже тебя!

— Прошу, подожди! — вцепился в дверь Горицвет.

Но капитан сапогом ударил по его руке.

— Ты чему нас учил? Ты этому нас учил?! Иди насмерть стоять! Иди, сволочь, за Сталина помирать!

— Подожди, потом!

— Нет, ты сейчас пойдешь! — кулаками толкал его капитан. — Ящик бери! Ну, поднимай! Вперед!

Они бежали на холм, согнувшись под тяжестью ящиков, и Патлюк, даже задыхаясь от нехватки воздуха, продолжал ругаться, так велика была его ярость. Приятель, собутыльник, уважаемый человек, речи которого так часто приходилось ему слушать, этот человек — трус! Это был позор на весь полк!

Впереди строчили пулеметы, рвались снаряды, однако гребень мешал Патлюку видеть, где немцы. И только когда до гребня осталось не больше двухсот метров, наверху появились танки. Опустив ящик на землю, Патлюк схватил три поллитровки. Он боялся, что именно эти танки наши не смогут остановить, и они прорвутся к Десне. Действительно, две ближние к Патлюку машины шли параллельно траншее, но никто не кидал в них гранаты и бутылки. Или некому было, или нечего было кидать.

Капитан бежал к танку сбоку, немцы не видели его. Бросил бутылку — она разбилась о броню, но огонь не вспыхнул. Танк шел медленно, хлестал из пулемета перед собой, пули ложились веером, секли землю. Ствол пушки опустился ниже, дернулся, выбросив пламя. Патлюк не оглядывался и не увидел, куда стреляли фашисты. Они стреляли по Горицвету, который, бросив ящик, убегал назад, к реке. Высоко вскидывал длинные тонкие ноги и кричал что-то пронзительно и бессмысленно. Снаряд обогнал его, рванул впереди, ярко блеснув огнем. Горицвет упал и больше уже не поднялся.

Патлюк приблизился к танку на несколько метров. Совсем рядом — стальная громадина с пошелушившейся краской, мокрой в том месте, где разбилась бутылка. «Не спеши! Не спеши!» — уговаривал себя Патлюк. Непослушными, странно отяжелевшими руками он поднес к головке запала дощечку с серой, чиркнул, как спичку, и что есть силы ударил бутылкой в броню: полетели брызги и осколки стекла.

Змейкой скользнул огонек. Капитан вскрикнул от радости.

Танк, со скрежетом перематывая гусеницы, поворачивался к нему носом, словно чуял опасность. Пулемет стрекотал не переставая. «Как жатка», — успел подумать Патлюк. Танк надвинулся на капитана, будто подтянул его к себе гусеницами вместе с землей, но Патлюк не попятился, не отступил: последнюю свою бутылку он всадил в зияющее зевло пушки, в черную морду ненавистного зверя.

Раненый красноармеец, лежавший на склоне холма, видел, как горящий танк, волочивший за собой темно-багровый шлейф дыма и пламени, в последнем рывке всей своей многотонной тяжестью обрушился на капитана, проехал еще несколько метров и замер. Башня его вдруг с треском раскололась на части, из нутра машины выплеснулся огонь, взметнулся вверх высоким столбом. На глазах красноармейца танк, как картонный, медленно развалился на куски и превратился в груду пылающих обломков.

* * *

Генерал Паулюс уехал из штаба Гудериана вечером. Проводив гостя, Гудериан связался по радио с командиром 4-й танковой дивизии. Тот сообщил, что русские на гряде холмов отбили все атаки. Командир дивизии попросил разрешения прекратить наступление на этом направлении. Его разведка, действовавшая на стыке двух советских армий, 13-й и 21-й, обнаружила в районе Сосницы разрыв между войсками противника, вовсе не прикрытый или прикрытый очень слабыми силами.

Гудериан приказал немедленно произвести дополнительную разведку и перегруппировать к Соснице части двух дивизий. Рано утром немцы вошли в брешь на стыке армий и устремились на юг, к Конотопу.

Советские войска не имели подвижных резервов, которые смогли бы быстро подтянуться к месту прорыва. Началось отступление.

Остатки полка Захарова переправились на южный берег Десны и взорвали за собой мост. Сосредоточились в лесной деревушке. Командование принял на себя старший лейтенант Бесстужев. Послал несколько человек на мотоциклах и на лошадях искать начальство, но ни один из посланных не возвратился. Надо было самому решать, что делать дальше.

Он хотел отправить раненых поездом в Курск, но поезда на восток уже не ходили, дорогу перерезали немцы. Узнав об этом, Бесстужев реквизировал в ближайшем совхозе два старых грузовика. Несколько автомашин перехватили на проселке. Погрузив раненых, старший лейтенант приказал шоферам двигаться на Полтаву или Харьков.