Неизвестные солдаты - [107]

На одной из окраинных улиц увидел десятка полтора грузовиков. Они, поломав заборы, заехали во дворы, стояли под деревьями, прижавшись к стенам домов с теневой стороны — прятались от самолетов. Под машинами спали красноармейцы, другие полоскались возле колодца, сидели в тени, курили. Ребята все были рослые, обмундирование добротное. И почему-то все не в пилотках, а в серых буденовках с острыми шишками, с большими красными звездами. В Бресте буденовки носили одно время курсанты полковой школы. Виктор заинтересовался, подошел справиться.

— Из Минска мы, — неохотно ответил ему босой боец, сидевший на земле. Рядом на частоколе сушились портянки.

— А что эта форма на вас, будто прямо с деникинского фронта прибыли. Курсанты?

— Училище…

— Пехотное?

— Нет, церковно-приходское.

— Значит, богу молиться едете? — повеселел Виктор, любивший острые разговоры. — Не опоздайте, служба полным ходом идет. Только в аптеку забеги, пока время есть.

— Нам индивидуальные пакеты дали.

— Клеенку купи. Знаешь, детскую. На всякий случай, там ведь стреляют…

Довольный, зашагал было дальше, но вспомнил, что в Минском училище занимается Пашка…

— Эй, товарищ, не дуйся, сам ведь начал… Ты Ракохруста… такого не знаешь? Павлом зовут.

— Да я не дуюсь, — ответил курсант и объяснил: — Гвоздь, собака, у меня в сапоге. Ну, как я пешком-то пойду? А про Пашку ты во второй роте спроси. Там, — показал он рукой.

Виктор побежал: это было здорово — встретить здесь земляка. Забыл споры-раздоры, не до них в такой обстановке. А тут — однокашник, с восьмого класса вместе учились.

Ракохруста увидел возле колодца. Сзади схватил его за плечи, крутнул к себе.

— Здорово, чертушка!

— Витька-а! — У Ракохруста поползли вверх мясистые уши, приоткрылся рот, наполненный крупными, квадратными зубами. — Га! Откуда ты вывернулся?

— На Минск еду.

— Во! А мы немца бить! Ну, здоровый ты стал! Сержант, значит? В начальство лезешь? А нам, говорят, кубари досрочно дадут, раз война.

— Я ведь дома был, Паша. В школу зашел. Уклеек хотел половить на плотине, но не успел, времени мало…

По лицу Ракохруста пробежала тень. Насупившись, махнул рукой.

— А, что там школа… Ты, значит, неплохо устроился, раз домой ездишь. Где служил-то, тут, что ли?

— В Бресте наш полк стоял. Сашка Фокин со мной.

— А сейчас драпаешь, значит?

— Комиссара везу, — суховато ответил Виктор.

— В Одуеве-то ты вроде смелым парнем был, — упрямо гнул свое Пашка. Глаза его сузились, в них — то ли злость, то ли насмешка. — Да ты не робей, езжай спокойно. Мы этим немцам вашим насыплем горячих углей в портки. Видал, училище едет, краса и гордость, по два ручных пулемета на отделение.

Ракохруст чуть покачивался с пяток на носки, засунув ладони за широкий ремень. С пренебрежением смотрел на пропыленную гимнастерку Виктора, на заскорузлые сапоги. Были они одного роста, но Пашка в буденовке казался выше. Оба широкие в плечах, но Ракохруст выглядел солидней. У Дьяконского тонкая юношеская талия, а у Пашки крепкий мужской торс, распирает гимнастерку выпяченная колесом грудь. Массивный, выпуклый лоб навис над глазами, будто ударом сзади сдвинули ему черепную коробку.

Спросил насмешливо:

— Этот, Геродот, стул ему в рот, жив еще? Будешь писать — поклон от меня. Скажи, что я должок помню. Как встретимся — разочтемся.

— По машинам! — закричал кто-то в соседнем дворе.

Курсанты побежали от колодца во двор. Дернулся и Пашка, но Виктор схватил его за руку.

— Насчет долга — это брось. В тот раз ты что заработал, то и получил. Разве что мало. Ты не только Игоря, меня сильней его оскорбил. Тогда в лесу не тронул тебя — не бью лежачих. Тут — за мной последнее слово. Зачеркнуть все — согласен. А нет — на себя пеняй!

— Жалко, некогда мне! Мы бы поговорили, — тяжелым, немигающим взглядом ощупывал Пашка фигуру Дьяконского, поводя, будто в ознобе, плечами. — Старое я не забыл, не думай. Другой раз встретимся, разберемся.

К ним задом пятилась выезжающая из двора машина, оттесняла их. Пашке протянули руки, втащили его в кузов. Ракохруст успел еще крикнуть:

— Увидимся, эй!

Виктор махнул рукой. Подумал: «Ну, потолковал с земляком в свое удовольствие». На душе остался горький осадок, переворошил неприятное. В Пашкином тоне узнавал старое к себе отношение, от которого отвык за последние месяцы. Ракохруст и раньше любил подчеркнуть: ты, дескать, хоть и башковитый парень, а папаша у тебя не нашего бога, и какой ты фрукт — это еще не известно, смотреть за тобой надо. С облегчением вспомнил, что не то теперь время: война, и черт с ним, с этим Пашкой. Важно, чтобы была чиста совесть, а на остальное плевать.

Задумавшись, не заметил, как миновал крайние дома. По тропинке быстро вышел к шоссе и стал на обочине. Дорога, как он и ожидал, была забита. Ее разъездили в последние дни, стала она раза в два шире, но и теперь с трудом помещался в ее русле серый, запыленный поток. Из-за ближнего холма выползали одна за другой автомашины, перекатывались через гребень валки конных обозов и тысячами нагруженных муравьев ползли пешеходы. Виктор удивлялся чудачеству людей. На месяц, ну, может, на два, уезжают из дому — зачем же тащить с собой столько всякого барахла: столы, корыта, перины…