Неизвестные лики войны - [39]

Впрочем, о зверствах красных так много писалось и говорилось, что о них знают все. Это теперь на большевиков вешают всех собак и обвиняют в том, что именно они залили Россию кровью, истребили истинных патриотов, красу и цвет русской армии — царских офицеров. И как-то сразу забылись примеры белогвардейских злодеяний, которые приводились десятилетиями.

Ради восстановления исторической справедливости я хочу напомнить о них.

Можно проследить, как раскручивался маховик братоубийства, вовлекая в него миллионы людей.

Для начала следует сказать, что большевики вовсе не желали кровопролития. В.И. Ленин прямо заявлял: «Мы не хотим гражданской войны!» Да и вряд ли какая-либо политическая партия, придя к власти, стремится создать наихудшие условия для своего правления.

Заражённые революционным порывом последних лет, советскую власть поддерживали треть бывших генералов и офицеров, немалая часть интеллигенции, в том числе творческой. Против выступали лишь 40 % генералов и офицеров, полиция и жандармерия. Соблюдался некий паритет, казалось бы, можно было договориться.

Поначалу, после революции, смертная казнь не практиковалась.

4 ноября 1917 года Ленин, выступая на заседании Совета Петроградских рабочих и солдатских депутатов, говорил: «Нас упрекают в том, что мы арестовываем. Да, мы арестовываем… Нас упрекают, что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять…»

В «Инструкции для производящих обыск и дознание» для ЧК Ф.Э. Дзержинский писал:

«1) Оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность.

2) Обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое, никакие нравоучения и окрики недопустимы.

3) Ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда.

4) Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы.

Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трёх месяцев, удалению из комиссии и высылке из Москвы».

Генерал П.А. Краснов, давший подписку не воевать против советской власти (и нарушивший потом своё офицерское слово чести), был сразу отпущен из Петрограда.

Революция, овеянная романтикой!

Но не надо думать, что революционеры были такими уж добренькими. Просто действовали аккуратно, дипломатично, подчёркнуто корректно, дабы не давать поводов к озлоблению недовольных. Не осложнять себе жизнь.

Но это продолжалось недолго.

Начавшись, война стала диктовать свои условия. Дикие, жестокие, безумные.

Один из руководителей Учредительного собрания, В.К. Вольский, признавал позднее: «Мы подняли кровавое знамя гражданской войны. Комитет действовал диктаторски. И на нас много крови». С ним был согласен Р. Локкарт, английский дипломат: «В гражданской войне немало повинны и союзники… Мы содействовали усилению террора и увеличению кровопролития».

В январе 1918 года есаул Г.М. Семёнов, провозгласивший себя атаманом Забайкальского казачьего войска и сформировавший из казаков и китайцев-хунхузов «особый маньчжурский отряд», совершил нападение на станцию Маньчжурия. «Здесь Семёнов со своей бандой перепорол нагайками десятки жителей, захватил и замучил ряд советских активистов. Трупы убитых членов Совета семёновцы в запломбированном вагоне отправили в Читу, в адрес Совета рабочих и солдатских депутатов».

Есаул И.П. Калмыков был избран атаманом Уссурийского казачьего войска. Участник американской интервенции на Дальнем Востоке и в Сибири генерал-майор Уильям Грэвс писал впоследствии: «Калмыков был самым отъявленным негодяем, которого я когда-либо встречал, и я серьёзно думаю, что если внимательно перелистать энциклопедический словарь и посмотреть все слова, определяющие различного рода преступления, то вряд ли можно будет найти такое преступление, которое бы Калмыков не совершил… Там, где Семёнов приказывал другим убивать, Калмыков убивал собственной рукой, и в этом заключается разница между Калмыковым и Семёновым».

И тогда в «Очередных задачах Советской власти» Лениным было указано: «Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов. А наша власть — непомерно мягкая, сплошь и рядом больше похожая на кисель, чем на железо… Всякая слабость, всякие колебания, всякое сентиментальничанье в этом отношении было бы величайшим преступлением перед социализмом».

И начались расстрелы, расстрелы, расстрелы… От шпионов и контрреволюционеров до скупщиков оружия, саботажников и «прочих паразитов».

В тот период анархисты, тоже считая себя революционерами, вели свои «экспроприации, реквизиции и конфискации». По-своему. Так, руководитель анархистской группы «Граком» Лапшин-Липкович лично скальпировал несчастных буржуа и поливал рану одеколоном, вырывая признание, где спрятаны деньги. А в условиях смутного времени, когда рухнули все понятия о добре и зле, обычному обывателю трудно отличить идейного революционера от бандита.

Поэтому обвинения в жестоком обращении автоматически предъявлялись новым властям.

Заместитель председателя ВЧК Я. Петерс так объяснил причины применения расстрелов: «Вопрос о смертной казни с самого начала нашей деятельности поднимался в нашей среде, и в течение нескольких месяцев после долгого обсуждения этого вопроса смертную казнь мы отклоняли как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасающей быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же, как мы убедились, около 70 % наиболее серьёзных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами. Эти обстоятельства заставили нас в конце концов решить, что применение смертной казни неизбежно…»