Неизвестные лики войны - [22]

Рационализм и позитивизм отравил и лучших из военных деятелей той упадочной эпохи. Они предпочитали иметь 4 сборных полка в 3 батальона, чем 3 цельных в 4 батальона, наивно полагая, что если трижды четыре — двенадцать, то и четырежды три должны дать тоже двенадцать. За арифметикой проглядели душу, не учли того, что полк — это вовсе не три или четыре поставленных друг за другом по порядку номеров батальона… Не видели, что полки — хранители главного сокровища армии — её духа и что, разбивая опрометчиво эти сосуды, они угашают дух. Дивизия же — чисто организационная инстанция. При дроблении старых полков и импровизации новых качество войск резко и бесповоротно снижалось, тогда как при переформировании дивизий из четырёхполкового состава в трёхполковой дух войска остался бы прежним. В соответствующих ведомостях были проставлены соответствующие цифры. На бумаге сила действовавшей армии возросла в полтора раза. На деле — она вдвое уменьшилась».

И в заключение нельзя не упомянуть военную практику захвата заложников, которая применялась с древности до наших дней. Увы, она доказала свою эффективность, так как совесть большинства из нас не способна вынести груз ответственности за гибель невинных людей.

В античном мире покорённые племена и народы выдавали победителям заложников из числа наиболее знатных и уважаемых сограждан. Или их детей. В знак покорности. И гарантий миролюбия. Они жили в чужих землях скорее как гости, нежели пленники. Но стоило вспыхнуть восстанию, и этих заложников ожидала смерть.

В средние века, во время войн и междоусобиц, заложники томились в темницах, клетках и восточных зинданах. Их отрубленными головами перебрасывались через крепостные стены осаждённые и осаждающие.

Причём пленные автоматически могли приравниваться к заложникам, и угрозой расправы над ними пытались влиять на противника.

Позднее, с конца XVIII века, даже устанавливались цены за одного убитого на оккупированной территории солдата — 50, 100, 250, 300 (и так далее) казнённых мирных жителей. Об этом оккупационные власти заранее извещали население. В ответ на действия партизан сжигались целые деревни вместе с жителями.

Но это лишь вызывало ещё большее ожесточение, с которым велась война.

Кто в состоянии оценить все загубленные ею жизни? Загубленные преждевременно, противоестественно, насильственно…

Именно порождением войны стала общеизвестная фраза: «Гибель одного человека — это всегда трагедия, а гибель миллионов — статистика».

Глава 3 Жестокость

Горе побеждённым! (Vae victis!)

Бренн, вождь галлов

Победителей не судят.

Екатерина Великая

У замечательного русского художника-баталиста В. Верещагина есть картина «Победители», воссоздающая последствия одного из боёв Русско-турецкой войны 1877 г. На полотне изображено поле, усеянное павшими русскими солдатами, и бродящие между ними турецкие мародёры, торжествующие, смеющиеся, режущие головы мертвецам.

В тот день гвардейские егеря генерала Гурко должны были перекрыть Софийское шоссе и сомкнуть блокаду Плевны около местечка Телеш. Первые атаки на открытой местности, плохо подготовленные артиллерией, закончились неудачей.

Позднее Телеш всё же был взят.

И тогда Верещагин своими глазами увидел сотни обезглавленных трупов русских солдат, попавших ранее в плен, добитых, изувеченных, ограбленных и раздетых турками. Приглядевшись к ним, художник заметил на телах следы пыток. Так появилась вторая картина — «Побеждённые».

Когда голова отрубается не у мёртвого тела с целью отчёта перед командованием, а горло перерезается у ещё живого пленника, то это уже не бухгалтерия, а преднамеренная жестокость. Казнь.

Можно представить, как это происходило на самом деле.

Пленные идут. Они на что-то надеются. Надеются уцелеть. Эта надежда превращает их в покорный скот, который гонят на бойню.

«Первым смерть принял обнажённый по пояс парень с русой чёлкой. Нож-тесак длиной сантиметров 40 в руках башибузука сделал плавное движение вокруг шеи солдата. Тот не издал ни стона. Было слышно только, как хрустят гортань и позвонки. И вот уже голова отделилась от туловища. Конец… Но вдруг бездыханное тело поднялось на локтях, и казалось, солдат сейчас встанет и снова пойдёт на врага. Но чуда не случилось.

К другому солдату, стоявшему на коленях, склоняется второй бородатый палач: „Где спрятано оружие?“ Солдат, закрывая горло одной рукой, другой махнул в сторону высотки. В его глазах горела надежда. А вдруг не убьют, вдруг оставят? Но нож мясника был безжалостен.

Двое, потом трое врагов пытаются уложить солдата на землю. Он кричит, закрывает лицо руками, чтобы не видеть, как рядом умирает его товарищ. „Руки прочь, салага!“ Здоровяк превращает солдата в мишень, бросая в него нож. Потом достаёт другой. Удар. Голубые глаза, в последний раз взмахнув юношескими ресницами, закрываются навсегда.

Башибузук вытирает окровавленный тесак о мундир убитого и развязывает ему руки. „Удавка пригодится для других. Нам их резать — не перерезать!“

Один из солдат, вырвавшись из рук убийцы, бежит к кустам. Выстрелы в спину обрывают бег русского парня. „Повезло — легко умер“.