Неизвестная сигнатура - [15]

— Я и адмирал недавно, — никак не отреагировал на его дерзость ганзеец. Он продолжал беседу на прекрасном немецком, — Меня только недавно удостоил этой чести совет капитанов нашего флота.

— В совет флота входят ваши, уж точно не могу сказать — наши, новые хозяева-террисы? — снова резко спросил ван Фростен.

Адольфа понесло; его раздражала и спокойная манера этого человека держаться, и то, что адмиралом он стал уж точно с разрешения, а может и по прямому указанию лидеров Альянса, и то, что этот русский, что видно из его имени, одел на себя ганзейскую форму в то время, когда его мир разрывала на части гражданская война, наверняка спровоцированная Альянсом. Даже то, что он говорил сейчас на имперском немецком, а не на интерлингве, как думал Адольф, было не дипломатическим этикетом и не проявлением вежливости, а примитивным расчётом на древнюю имперскую сентиментальность. Кто не знает, что стоит заговорить на Высоком Немецком чисто и любой имперец тут же почувствует родство и расположение к такому человеку.

— Только сейчас это у тебя не пройдёт, — подумал ван Фростен.

— Конечно, несколько представителей Альянса Претерис входят в состав совета, — спокойно ответил Головин, прекрасно понимая, что, на самом деле, хотел сказать Адольф, — иначе и быть не может. Вы же и сами это понимаете, друг мой.

Это «друг мой» было для ван Фростена слишком.

— Я не Ваш друг, адмирал, — сказал ему Адольф. — Ваши друзья — мои враги. Мой друг, капитан фон Кассель, только что сбит над дворцом пилотами Альянса. Возможно, погиб.

Головин снова, по какой-то причине, пропустил дерзость и повёл беседу ещё мягче.

— Wendet sich wie ein Aal — подумал Ван Фростен, совсем забывая, что ещё недавно Головин напоминал ему кота, — und ist glatt wie ein Aal[36]…

Уже потом, спустя много дней, он понял, что был неправ в этот момент, но сегодня был тяжёлый день для оберлейтенанта ван Фростена.

— Всё же, боюсь, Вы немного преувеличиваете, говоря насчёт «наших», как Вы изволили выразиться, «хозяев», — сказал Головин. — Как у нас говорят, «Ганза владеет всем». Впрочем, я не хотел бы Вас переубеждать.

Ван Фростен хотел что-то сказать в ответ, на тему, чем и как владеет, по его мнению Ганза, и возможно, уж тут ему удалось бы вывести из себя этого спокойного русского, но в этот момент герцог снова подошёл к ним, а Элиза опустилась в одно из кресел в зале, рядами стоявших неподалёку. Похоже, их разговор был непростым и тяжёлым. Лицо Элизы было красным, почти пунцовым. Ей это чертовски было к лицу, хоть и было следствием каких-то неприятных волнений.

«Вообще, блондинки легко краснеют…», — подумал ван Фростен, словив себя на мысли, что он разглядывает эту девушку с удовольствием.

Лицо Фридриха было мрачным. Он помедлил немного, собираясь с мыслями, как будто то, что он скажет, было для него непростым и тяжёлым решением. Он неспешно и молча посмотрел на Адольфа, потом перевёл взгляд, глаза в глаза — на Головина. Потом ещё раз словил взгляд Элизы, который почти кричал, умоляя о чём-то.

— Я не буду спрашивать, почему Вы сейчас не в бою, рядом с вашим капитаном, ван Фростен, — отстранённо и легко, как будто о какой-то мелочи, сказал герцог, хоть эта фраза и её тон никак не соответствовали выражению его лица. — Но я прикажу Вам, если Вы всё ещё мой офицер, найти Вашего и моего друга фон Касселя, или его тело, или то, что от него осталось. И, конечно, — он посмотрел на Элизу и кивнул ей головой, вероятно соглашаясь на что-то, о чём они только что говорили, — Вы возьмёте «Серебряную Тень», чтобы сделать это.

Если бы Адольфу сказали, хотя бы днём раньше, что такое возможно — он бы не поверил. «…Я возьму у Фридриха рейдер „Серебряная тень“», — вспомнил он слова Элизы. Сейчас он охотно бы ущипнул себя, чтобы убедиться в реальности происходящего.

Определённо, сегодня всё шло не так. Сначала ван Фростен почти дезертировал, но неожиданно для себя, снова оказался в гуще событий, потом эти чужие ганзейские солдаты в Центре управления, о которых говорят, что это друзья. И, наконец, эта синеглазая девушка-красавица, в форме лейтенанта «Небесной канцелярии», взявшая «покататься» корабль класса «Эрфиндер»…

— Ваша светлость, — неожиданно вступил в разговор Головин, выражая всем своим видом недоумение и даже возмущение, — это меняет все наши планы, это просто перечёркивает цель моего визита… Подумайте, как много поставлено на карту…

— Что поделаешь, адмирал, — сказал Фридрих, — иногда обстоятельства в жизни складываются так, что даже против нашего желания остаётся только один вариант действий. Теперь герцог говорил быстро, он явно торопился, или хотел показать собеседнику, что дальнейшее обсуждение этой темы для него нежелательно.

— Фридрих, друг мой, послушайте, — ганзеец так волновался, что перешёл на фамильярный тон, не обращая внимания на присутствие ван Фростена и Элизабет, — у нас и так был только один вариант. Только один вариант.

Герцог Фридрих посмотрел на Головина и в первый раз за всё время, широко и уверенно, как в прежние времена, улыбнулся. Герцог улыбался сейчас как человек, который уже принял важное решение, и все его тревоги и сомнения остались далеко позади.