Неизвестная блокада - [3]

.

Политические настроения — динамичное социально-психологическое состояние, в котором могут превалировать:

1) оптимистические ожидания и пессимистические предчувствия в отношении того или иного события или субъекта политики;

2) готовность к решительному действию (действиям), нерешительность, сознательное уклонение от участия в политической акции (и в политической жизни вообще), пассивное ожидание;

3) ценностно-содержательное отношение к политическим реалиям, критическая оценка их с намерением изменений в лучшую сторону; цинизм, проявляемый в политике и в отношении политиков. В политических настроениях непосредственно преломляется экономическое и социальное положение больших групп людей, степень их приобщенности либо отлученности от политики, их социокультурное положение, равно как их ожидания и претензии, связанные с текущим политическим процессом, его реальными или имитируемыми модификациями. Политические настроения находят проявление в отношении разных групп населения к официальным (и неофициальным) политическим мероприятиям, в реакциях на текущую деятельность политических лидеров, представляющих различные течения и уровни¹⁷.

До сих пор существует проблема доступа к необходимым источникам, находящимся по-прежнему на специальном хранении. Весьма фрагментарно представлены воспоминания участников событий и их дневники. Помимо проблемы, связанной с известным недостатком воспоминаний, следует иметь в виду, что сама тема изменения настроений среди защитников и населения Ленинграда, а также оккупированных районов Ленинградской области, является новой, в связи с чем предстоит не только выявление и освоение нового материала, но и соответствующая его интерпретация. Указывая на некоторые из названных трудностей, автор нескольких блестящих книг по советской истории, американский историк Питер Кенец в одной из своих работ, посвященных советской пропаганде в 1917—1929 гг., признался, что исследование настроений широких слоев народа в первое десятилетие советской власти оказалось делом настолько сложным, что ему пришлось изменить тему. Изначально он собирался «изучить меняющееся мировоззрение русского народа в период тяжелых потрясений, показать, насколько люди понимали то, что происходило с ними, что они думали о своих вождях, политических институтах, о тех идеях, с которыми большевики пришли к власти». «Чем больше я читал, — пишет Кенец, — тем все более очевидным становилось для меня, что мне никогда не удастся восстановить мировоззрение обычных людей. Рабочие и крестьяне не оставили воспоминаний; мысли и чувства простых людей присутствуют в источниках фрагментарно. В этих условиях мое исследование постепенно переросло в изучение способов, с помощью которых новая политическая элита пыталась воздействовать на обычный народ; по сути, я писал книгу о пропаганде»¹⁸.

За исключением, пожалуй, так называемого Гарвардского проекта, посвященного изучению социальной системы советского общества на основании интервью выходцев из СССР в послевоенный период, серьезных исследований на эту тему не проводилось. И все же, на наш взгляд, воссоздание общей картины массовых настроений представляется возможным. В случае изучения настроений в период битвы за Ленинград мы располагаем не только отдельными дневниками, воспоминаниями и письмами тех, кто жил в Ленинграде или защищал его, но и разнообразными обзорами настроений, составленными политическими органами Ленинградского фронта и КБФ, а также спецслужбами противоборствующих сторон. Более того, в процессе работы над книгой нами была предпринята попытка выявить документы в американских и английских архивах о том, что знали руководители союзных держав о положении в Ленинграде в период блокады. Такое любопытство было вполне оправданно, поскольку союзники (особенно англичане) были кровно заинтересованы в точной информации о том, что происходило в СССР в целом и на важнейших театрах военных действий, в частности. Возможность сепаратного мира с Германией в начале сентября 1941г.¹⁹, судьба Ленинграда и Балтийского флота, как известно, нашла свое отражение в переписке Сталина и Черчилля. Однако, ни в архиве Черчилля в Кэмбридже, ни в Национальном архиве США и Архиве Национальной безопасности в Вашингтоне, в материалах дипломатических ведомств и спецслужб каких-либо интересующих нас сведений о положении в Ленинграде, настроениях, страшном голоде, массовой смертности гражданского населения нам обнаружить не удалось. Активная работа американской разведки в отношении СССР началась несколько позднее²⁰, и в 1945—1946 гг. она уже была в состоянии представлять американскому президенту аналитические обзоры о важнейших внутриполитических событиях и настроениях населения.

Другие источники по интересующей нас проблематике, находящиеся в зарубежных архивах (архивах Гуверовского института, Колумбийского и Гарвардского университетов), представляют собой, в основном, воспоминания эмигрантов, переживших блокаду в Ленинграде или же находившихся в непосредственной близости от него в оккупированных немцами пригородах. Фрагменты дневника Лидии Осиповой приведены в Приложении к заключительной главе книги. Иными словами, ожидать каких-либо сенсаций в расчете на зарубежные архивы не приходится. В связи с этим, очень важными нам представляются материалы германских спецслужб и УНКВД ЛО о положении в Ленинграде, а также разнообразные источники из партийных архивов.