Неизведанное тело. Удивительные истории о том, как работает наш организм - [2]

Начав учиться в Медицинской школе Роберта Вуда Джонсона в Нью-Джерси, я с удивлением обнаружил, что навыки, которые я использовал в наблюдениях за природой, оказались отличным фундаментом для получения профессии врача. Однажды я бродил по небольшой роще за университетской парковкой и наткнулся на скопление грибов. Любопытство повело меня сквозь заросли ядовитого плюща и других сорняков: я хотел узнать, что там дальше.

Сначала грибы показались мне лишь кучей мусора, которую принес ветер. Но, подойдя ближе, я понял, что смотрел на скопление кремовых, светло-оранжевых грибов, которые слегка возвышались над влажной затененной почвой. Мои навыки распознавания грибов пока еще оставляли желать лучшего, и я гадал, относятся ли эти грибы к лекарственным, галлюциногенным или ядовитым видам, которые, как нам рассказывали на уроках токсикологии, могут вызвать молниеносную печеночную недостаточность. А может быть, они были съедобны? На следующий день я купил справочник, чтобы научиться их идентифицировать, и начал погружаться в мир съедобных грибов параллельно с медицинским образованием.

Я наполнял свою голову знаниями. После изучения человеческого тела в анатомической лаборатории я чаще всего менял скальпель на корзину и уходил в рощу за парковкой или бродил по другим многообещающим территориям в поисках грибов, а мое внимание было приковано к каждой кучке опилок и залитому водой газону. Я восхищался блестящей интуицией и энциклопедическими знаниями опытных грибников так же, как восхищался старшими врачами: и те и другие проявляли хладнокровную уверенность, принимая судьбоносные решения о том, какие грибы съедобны, а какие ядовиты или какие пациенты нуждаются в срочном лечении, а каких уже можно выписать из больницы. Я задавался вопросом, смогу ли я когда-нибудь так легко принимать подобные решения и перевесит ли уверенность мою тревогу.

По мере накопления опыта в определении грибов и заболеваний я понял, что каждый медицинский случай, как и каждый гриб, представляет собой диагностическую загадку. Само слово «диагноз» означает «знать помимо» или «различать», что актуально как для врача, так и для грибника. Где бы я ни столкнулся с диагностической задачей – в поле или в стерильной клинике, – мой мозг искал ее решение совершенно одинаково, ориентируясь на тонкие подсказки, чтобы различить схожие на первый взгляд вещи. Хорошие навыки наблюдения крайне важны, чтобы заметить едва уловимые различия в форме и цвете и правильно определить вид гриба или чтобы уловить в лесу фруктовый запах, который говорит о том, что где-то рядом можно найти черные степные вешенки, аромат которых слышишь раньше, чем видишь их. В институте я понял, что в медицине наблюдательность не менее важна. Например, при осмотре ребенка с высокой температурой его расширяющиеся при каждом вдохе ноздри указывают на то, что диагноз, скорее всего, связан с инфекцией глубоко в легких, а не с обычной ОРВИ.

Однако в обеих областях недостаточно лишь навыка наблюдения. Чтобы досконально изучить тело и природу, необходимо углубиться в экологию. В мире природы экология – это наука о том, как отдельные виды взаимодействуют друг с другом, с почвой и климатом. Опытный собиратель знает, какие грибы нужно искать, исходя из региона, погоды, сезона, недавних осадков, пород деревьев над головой и лесной подстилки под ногами. Точно так же врач понимает, что заболевания связаны с сезонностью и географической зоной: медики ожидают, что столкнутся, например, с болезнью Лайма в отдельных регионах летом и с гриппом и отравлением угарным газом зимой. Как и в собирательстве, им помогает знание того, что нужно искать. Я понял, что в распознавании грибов и заболеваний используется одно и то же сочетание глубоких познаний и острой наблюдательности, и проникся уважением к навыкам старших врачей, которые, подобно старейшинам в обществе собирателей, хранят знания, которых не найти в учебниках.

Как только я вышел за пределы учебной аудитории и начал работать с реальными пациентами в больнице на третьем курсе института, я стал лучше понимать, как разные элементы нашего тела функционируют вместе, поддерживая в нас жизнь и делая нас теми, кем мы являемся. Во время хирургической практики мне снова удалось заглянуть внутрь человеческого тела – на этот раз живого. Молодому человеку, попавшему в автокатастрофу, нужно было срочно удалить разорванную селезенку, и я торопливо мыл руки, готовясь к операции. Стоя у операционного стола в стерильном халате, шапочке, перчатках и маске, закрывавшей все, кроме моих бегающих глаз, я наблюдал, как хирург вскрывает живот пациента так же, как я делал это в морге.

Только в этот раз рана кровоточила. Поток алой крови говорил о том, что сердце пациента бьется, легкие дышат, а артериальное давление в норме. Помогая вскрывать брюшную полость, я чувствовал под перчатками тепло живой плоти, что свидетельствовало о секреции гормонов щитовидной железы и надпочечников пациента. А его кишечник извивался, как земляные черви, как будто мы с хирургом разрезали травянистую поверхность земли и отодвинули дерн, обнажив под ним почву, кишащую живыми существами. Двигающийся кишечник свидетельствовал о достаточном питании, балансе электролитов и правильной работе почек и печени.