Неистовый сын Трира - [161]

– Ох, ох! – засмеялась Женни. – Так сказал кто-нибудь из великих?

– Разумеется.

– Кто же?

– Я, – засмеялся Маркс.

Они опять слушали шорох дождя за окном и молчали. Сквозь дождевую пелену были видны черные ветви деревьев. Маркс и Женни прожили здесь долго и видели ветви не только черными, но и цветущими, и зелеными, и золотыми, и в серебряном сверкании инея. Но теперь они – черные…

– Я должен перед тобой извиниться, Женни, – нарушил молчание Маркс. Следовало бы это сделать давным-давно, но мешали всякие дела и заботы.

– Ты о чем, Карл?

– Как-то я беседовал с Полем Лафаргом. Это было лет пятнадцать назад, когда Поль и Лаура были еще только помолвлены. Я тогда учил Поля жить и сказал ему буквально следующее: если бы мне нужно было снова начать свой жизненный путь, то я сделал бы то же самое, только, пожалуй, не женился бы.

– Я помню, Карл, – сказала Женни. – Ты хочешь извиниться передо мной за эти слова?

– Да. Потому что на самом деле, как я теперь думаю, я избрал именно этот жизненный путь потому, что полюбил тебя, потому что ты полюбила меня, потому что я хотел быть достойным твоей любви, хотел принести тебе в подарок новый и прекрасный мир…

– Милый, милый, – вздохнула Женни. – Я всегда это знала. Но знай и ты, что я была счастлива с тобой даже в дни несчастий, потому что это были наши несчастья.

Должно быть, какая-то птица колыхнула ветку дерева за окном, и та тихонько постучала в окно. Или это был порыв ветра. Они прислушались к этому неожиданному стуку и замолчали.

Пришла Ленхен и сообщила, что приехал врач. Это означало, что пришло время расставаться. Маркс поцеловал руки Женни и встал.

– Вам помочь дойти до вашей комнаты? – спросила его Ленхен.

– Я сам, – ответил он.

Дойдя до двери, он оглянулся.

– Ты уже крепко стоишь на ногах, – похвалила его Женни, улыбнувшись. – Скоро мы сможем ездить в театр.

– Непременно, – ответил Маркс. Выйдя за дверь, он оперся рукой о стену: идти дальше не было сил.

•

Женни умерла через несколько дней. Было 2 декабря 1881 года, пятница. Умирая, она говорила по-английски, заботясь о том, чтобы все ее поняли. Последние ее слова были обращены к мужу.

– Мои силы сломлены, Карл, – произнесла она уже слабеющим голосом. И еще одно слово, которое можно было разобрать: – Хорошо…

Это хорошо уже относилось к чему-то такому, о чем никто не знал.

Маркс был так плох, что не мог встать с постели, когда гроб с Женни выносили из дома.

Женни похоронили на Хайгетском кладбище. Речь над ее могилой произнес Энгельс. Он закончил ее такими словами:

– То, что эта жизнь, свидетельствующая о столь ясном и критическом уме, о столь верном политическом такте, о такой страстной энергии, о такой великой самоотверженности, сделала для революционного движения, не выставлялось напоказ перед публикой, не оглашалось на столбцах печати. То, что она сделала, известно только тем, кто жил вместе с ней. Но одно я знаю: мы не раз еще будем сожалеть об отсутствии ее смелых и благородных советов, смелых без бахвальства, благородных без ущерба для чести.

Мне незачем говорить о ее личных качествах. Ее друзья знают их и никогда не забудут. Если существовала когда-либо женщина, которая видела свое счастье в том, чтобы сделать счастливыми других, – то это была она!

В день, когда умерла Женни, Энгельс сказал о Марксе:

– Мавр тоже умер.

Тусси обиделась на Энгельса за эти слова, но вскоре поняла, что Энгельс был прав: смерть Женни сломила Маркса. Маркс пережил Женни всего на пятнадцать месяцев. Незадолго до кончины судьба нанесла ему еще один страшный удар: 11 января 1883 года внезапно умерла Дженни, его старшая дочь. Весть о смерти Дженни привезла ему в Вентнор, где он жил по совету врачей, Тусси. Едва взглянув на ее лицо, он понял, что произошло нечто ужасное. И догадался, что именно.

– Наша Женнихен умерла! – простонал он, закрыв лицо руками.

– Да, – тихо подтвердила Тусси.

Он молчал минуту или две. Потом подозвал к себе Тусси, обнял ее и сказал:

– Ты поедешь в Париж, чтобы быть рядом с детьми Дженни. А я не могу…

Тусси в тот же день уплыла во Францию. А Маркс, дождавшись следующего утра, возвратился из Вентнора в Лондон. Возвратился очень больным и через два месяца умер. Это произошло 14 марта 1883 года.

В 2 часа 30 минут пополудни Энгельс зашел проведать своего больного друга. Прежде чем войти в дом, с опаской посмотрел на окна, не опущены ли на них шторы, что означало бы только одно – то, что Маркс уже умер. Шторы на окнах не были опущены. Энгельс постучал в дверь. Дверь ему открыла Ленхен. Она была в слезах.

– Что случилось? – с тревогой спросил Энгельс.

– У него шла горлом кровь, – ответила Ленхен. – Теперь же ему лучше, он дремлет. Но вы обязательно поднимитесь к нему, он спрашивал о вас.

Энгельс и Ленхен поднялись в комнату Маркса. Следом за ними пришла Тусси.

– Что? – спросила она, видя, что Энгельс и Ленхен молча и неподвижно стоят перед креслом Маркса.

– Он уснул, – шепотом ответила Ленхен.

– Он умер, – сказал Энгельс. – И не надо убиваться, Тусси. Смерть – несчастье не для умершего. В тысячу раз лучше то, что случилось, чем прозябание на грани смерти и жизни. Тем более для гениального человека, который с болезнью потерял возможность трудиться. Мы похороним его рядом с Женни. – Энгельс обнял Тусси и заплакал.