Неисправимый повеса - [72]

— Ну что ж, значит, ничего не выйдет. По крайней мере сегодня вечером.

Сент покинул клуб под шум домыслов и насмешек за его спиной. Пусть они ломают голову над тем, что он задумал против невинной Эви Раддик. Теперь-то она не была так уж невинна, но это их не касалось. Также им не следовало знать, что он все еще страстно желает обнимать ее тело, слышать ее голос, видеть ее теплую нежную улыбку. Маркиз понимал, что женское чаепитие, политическое или нет, вне пределов досягаемости для особ его пола, но оставался еще Шекспир в театре «Друри-Лейн». Завтра он снова увидится с Эвелиной, и ему дела нет, кому это придется не по вкусу.

Когда Сент возвращался домой и воздух холодного, туманного вечера приятно освежал лицо, он мысленно вновь прокручивал события дня. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал ему, что он отправится на пикник с сущим ребенком, маркиз рассмеялся бы такому предсказателю в лицо. Но он не только сделал это, но и получил огромное удовольствие. Более того, он спокойно признавал это.

По его обычным стандартам, был еще ранний вечер. Однако, как уже случалось последние несколько ночей, Сент просто не знал, куда ему деваться. Места, где он обычно проводил время — игорные притоны, публичные дома, отмеченные адским огнем дьявольские званые вечера в клубе, — могли лишь послужить прологом к настоящему наслаждению. Если когда-то сгодилась бы любая привлекательная, мало-мальски интересная особа женского пола, то теперь Сент ни за что не хотел облегчить свое неудовлетворенное вожделение с какой бы то ни было другой.

Жаром, с недавних пор струившимся в его жилах, он был обязан только одной-единственной женщине. Это чувство придавало ему сил, позволяло ощущать себя более уверенным — более живым, — чем он чувствовал себя уже долгие годы, насколько мог вспомнить. В ее присутствии, видя ее, разговаривая с ней и не имея возможности прикасаться к ней, он испытывал страшные мучения. Маркиз способен был вынести их лишь потому, что обещал себе непременно овладеть Эвелиной.

Кассиус замедлил шаг и остановился, и Сент понял, что он ухитрился еще раз объехать вокруг особняка Раддиков. Только в одном окне наверху горела свеча, и он подумал, не доказывает ли это, что Эвелине, как и ему, тоже не спится ночью. Он надеялся на это и ожидал, что она думает о нем.

Легким движением Сент пустил гнедого снова вперед. Сколько бы времени это ни заняло, он сделает Эвелину Раддик своей любовницей.

Он хотел только ее и не допускал мысли, что она может отвергнуть его предложение. Он уже знал, чем на нее можно влиять.

Эвелине удалось избежать встречи как с Виктором, так и с матерью. Она пораньше ушла из дома на политическое чаепитие к своей тетушке, чтобы успеть по пути заглянуть в сиротский приют «Заря надежды».

Казалось, прошло много больше двух дней с тех пор, как ее нога в последний раз ступала в это мрачное старое здание, а по восторженным приветствиям детей можно было подумать, что она отсутствовала целый год.

— Мисс Эви, мисс Эви! — кричала Роза, обвивая руками талию Эвелины. — Мы думали, что вас повесили!

— Или обезглавили! — широко раскрыв глаза, добавил Томас Киннетт.

— Я в порядке, цела и здорова, и очень счастлива видеть всех вас, — ответила Эви, свободной рукой обнимая Пенни.

— Так что, он сбежал или вы его отпустили? — спросил Рэндалл с широкого подоконника, где он сидел, играя ножом.

Эви вспомнила предостережения Сента относительно старших мальчиков, но ведь Сент был пресыщен и циничен. В конце концов, эти мальчики рисковали больше других детей, помогая ей.

— Он сбежал. Но мне удалось взять с него слово, что он даст мне еще четыре недели, чтобы убедить его сохранить приют.

— Четыре недели не слишком большой срок, мисс Эви. И если вам не удалось убедить его, пока он был в цепях, почему вы думаете, что он передумает теперь?

— Он согласился на четыре недели без спора. Я думаю, это очень хороший знак.

— Мы должны вернуть ему рисунки? — спросила Роза, отрывая лицо от складок платья Эви.

— Какие рисунки?

— Рисунки, которые он сделал. — Молли подошла к кровати и вытащила из-под матраса стопку листов бумаги. — Мы спрятали их, так что никто не узнает.

«Что не узнает?» Эвелина хотела спросить, но сразу же прикусила язык, как только Молли передала ей листы. Эви видела несколько раз, что Сент что-то черкает на бумаге. Он дважды просил дать ему еще бумаги, но она думала, что он просто хочет убить время.

— Вы здесь очень красивы, — сказала Роза, усаживаясь рядом с Эвелиной, когда та опустилась на край одной из кроватей.

Наброски детских лиц, карикатуры на самого Сент-Обина, превратившегося в скелет в своей камере, но большая часть карандашных эскизов, покрывавших каждый дюйм свободной поверхности листа с обеих сторон, была с ее изображением.

— Боже мой, — прошептала Эви, и щеки ее запылали.

Ему удалось верно уловить и передать сходство — ее глаза, ее улыбку, ее хмурое лицо, ее руки, ее слезы, — и все это с исключительным мастерством на шероховатых, испачканных, помятых листах. Рассматривая их, Эвелина чувствовала, будто он заглянул ей в душу и выведал все тайны.

— Ну так вы уверены, мисс Эви, что не отпустили его просто так? — снова спросил Рэндалл, поднимая свой нож. — Ведь судя по этим листкам, можно подумать, что вы сидели тут перед ним и позволяли рисовать себя.