Неигра - [13]

Шрифт
Интервал

– О чем она пишет стихи? – полюбопытствовал Прошка.

– Там всякие мудрые мысли. Ну например, одной горбунье она написала: «Зорко одно лишь сердце. Главного глазами не увидишь». Она имеет в виду, что эта девочка типа красивая, только понимать надо. А что она напишет мне? Я так жду!

– Напишет такую же чепуху, – сказала Августа, входя в комнату, – тоже мне, Тютчева нашлась!

– Она не пишет чепухи! – возразила Полинка.

– Все равно, не жди. Тем более писем и открыток. Они имеют такое свойство… Запаздывать. Уже третью неделю нет письма от Анки. Если бы я ждала нетерпеливо, как ты, то была бы уже очень расстроена.

– Подумаешь, три недели! А мне ждать ещё три месяца.

Августа кивнула на Полину Прошке.

– Как тебе это нравится? Спичка!

– Что, уже нельзя ни к кому хорошо относиться?

– Ты почти не знаешь эту учительницу. Ну и что, что у неё пушистый свитер? Вот, спроси Прошку.

– Мне кажется, Марина Романовна очень учёная. – Заявил Прошка. – Вполне финский педагог.

– Прош-Прош, я смогу сыграть Саломею? – спросила Полинка.

– Не знаю, – растерялся Прошка. – Я не предсказатель.

– Жаль, – вздохнула Полинка.

– Почему эта эстетка остановила выбор на моей внучке? – сокрушалась Августа, – ведь Полинка – какая же она актриса?

– Если бы я хорошо знал эту науку – эстетику, я, наверное, смог бы объяснить… – смутился Прошка.

Однажды Августа поинтересовалась у Полинки:

– А математику у вас преподают?

– Да, бывает.

– И что же, тебе не нравится?

– Почему же? В цифрах есть своя эстетика, – отвечала Полинка.

Вскоре Августа вновь застала внучку около Прошки. Полинка, вся в светлом (Марина Романовна не рекомендовала своим «подружкам» носить чёрное и грубо разрисовывать лица, и Полинка теперь даже дома ходила во всем светлом), стоя на коленках, склонившись, почти прижавшись щекой к кукольной щеке подкидыша, шептала ему на ухо:

– Прош-Прош, ты ведь умеешь делать чудеса, ты ведь можешь мне помочь. Я боюсь одной вещи. Понимаешь, очень боюсь. Иногда иду по улице, и на меня нападает ужас! Я боюсь, что никогда не буду такой, как Марина Романовна! Сделай, чтобы я хоть чуточку была на нее похожа! Что бы я была лёгкая, изящная… Чтобы меня так же все любили. Поможешь?

– Так ты у неё и научишься! Я этого не умею. Видишь, я не лёгкий, не изящный… и не очень-то меня любят.

– Вот и у меня не получается!

– Но ты уже изменилась, – заметил младенец.

– Неужели правда?

– У тебя походка стала другой, движения другие, и этот светлый костюм тебе идёт! И даже с волосами что-то произошло.

– Это стрижка такая. У Марины Романовны тоже такая, но без чёлки. А мне, к сожалению, нельзя, как она. Там шрам.

– По-моему, лучше бы ты стала похожа на Августу.

– На бабушку! Но ей девяносто лет.

– Разве это важно?

– Ты что, глупый? Ничего не понимаешь?

– Да? Мне тоже так кажется… Я совсем ничего у вас тут не понимаю! Я в полной растерянности!

– Жаль! – вздохнула Полинка. – Ты бы очень пригодился мне сейчас. Если бы не разучился делать чудеса. Хотя бы такие неудачные, как раньше! Всё лучше чем ничего.

– И мне жаль! У меня огромные амбиции! А на выходе ничего, ноль!

– Бедный ребёнок! Скучно тебе целый день так вот без толку валяться?

– Нет, не скучно. Я по сторонам смотрю.

Полинка оглянулась по сторонам.

– И что видишь? Эти стены с голубыми обоями?

– Я всё вижу.

– Как по телевизору?

– Лучше. Я читаю Книгу Жизни. Так что если хочешь, я тебе расскажу…

– Сказку? Не грузи! У меня куча уроков. – Полинка поспешно выбежала из комнаты.

В зимнем саду, прозванном Джунглями, всё росло в кадках. Здесь лицеистки могли изучать все виды и оттенки тропических растений – от бархатисто-зеленого, лилово-синего и нежно-салатового до лимонного, багряного, бирюзового, белого и золотого.

К сожалению, кактус цвёл только три дня в сезон! И в эти три дня Марина Романовна, конечно же, все свои индивидуальные занятия проводила на деревянной скамейке прямо под кадкой с кактусом. Она удивлялась на редкий цветок и заодно учила лицеисток ловить мгновение, «карпе дием».

Полинка опять сидела в этой чаще с эстеткой, теперь ещё и под кактусом! На зимнесадовом столике уже выстроена была идеальная композиция из чашек и вазы с печеньем. Но электророзетка находилась довольно далеко, под пальмой. Полинка бегала через Джунгли смотреть за чайником. Среди лиан вприпрыжку. Эти дебри оказались интереснее дома Василия Васильевича Пузыря. Да она о Пузыре уже почти думать забыла! Только иногда ещё вспоминала Эмиля.

Запах кофе наполнил Джунгли. Он удачно сочетался с резким запахом орхидей. Подружки-эстетки, ценительницы кактуса, сидели рядком на низкой скамейке, и, обхватив руками колени, болтали.

– Как себя чувствует бабушка? – первым делом поинтересовалась старшая.

– Скрипит понемножку, – отвечала Полинка, – беспокоится за меня всё время.

– За тебя! Почему же? – удивилась учительница.

– Потому что мне не нравится математика и я не знаю, кем буду.

– А ты не знаешь? – Марина Романовна казалась изумленной.

– Я и не хочу знать! – Полина смутилась и замолчала. Но Марина Романовна всем своим видом выражала внимание, даже кофе пить забыла, и Полинка продолжила совсем тихо: – Мне почему-то не интересно об этом думать.


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».