Негр с «Нарцисса» - [44]

— Вы не люди, — крикнул он во весь голос.

Никто не шевельнулся.

— Всякая мышь храбрее вас!

Его голос поднялся до хриплого визга. Вамимбо высунул всклокоченную голову и дико посмотрел на него.

— Бараны вы, чтоб вам сгнить заживо!

Вамимбо бессмысленно мигал глазами. Он ничего не понимал, но был глубоко заинтересован происходящим. Донкин тяжело опустился. Он с силой выдыхал воздух сквозь дрожащие ноздри. Он щелкал, скрежетал зубами и сильно упирался подбородком в грудь, точно желая прогрызть ее до самого сердца…

* * *

Утром, начиная новый день своей странствующей жизни, корабль снова сверкал роскошной свежестью, словно земля в весеннюю пору. Вымытые палубы блестели длинной светлой полосой; косые лучи солнца ослепительными брызгами ударяли в желтые брасы и превращали начищенные пруты в слитки золота; отдельные капли соленой воды, забытые тут и там вдоль поручней, были прозрачны, как роса, и блестели ярче рассыпанных бриллиантов. Паруса дремали, убаюканные ласковым ветерком. Одинокое великолепное солнце, поднимаясь в голубом небе, смотрело на круто приведенный к ветру одинокий корабль, мягко скользивший по синему морю. У грота и против дверей каюты в три ряда толпились матросы. Они шаркали и толкались с нерешительным видом и тупым выражением на лицах. Ноульс при малейшем движении тяжело припадал на свою короткую ногу. Донкин прятался за спинами, беспокойный и встревоженный, словно человек, ожидающий засады. На палубу вышел капитан. Он зашагал взад и вперед перед их рядами. При солнечном свете он казался еще более седым, быстрым, маленьким и твердым, как алмаз. Правая рука его была засунута в боковой карман тужурки, и что-то тяжелое, лежавшее там внутри, натягивало складки вдоль всей этой стороны ее. Один из матросов зловеще прокашлялся.

— Мне не приходилось до сих пор в чем-нибудь обвинять вас, ребята, — сказал капитан, внезапно останавливаясь. Он смотрел на них усталым жестким взглядом и каждому казалось, будто глаза капитана глядят прямо в его глаза. Мистер Бэкер, мрачный и надутый, тихо фыркал за спиной шкипера; мистер Крейтон, свежий и розовый, словно его только что выкрасили, имел решительный и боевой вид.

— Я и сейчас не обвиняю вас, — продолжал шкипер. — Но я существую здесь для того, чтобы вести корабль и удерживать каждое человеческое орудие на подобающем ему месте. Если б вы знали свое дело так же хорошо, как я знаю свое, ни о каких смутах не было бы и речи. Вы что-то орали в темноте насчет того, что вы «посмотрите завтра утром». Ну, вот вы видите меня теперь. Чего же вы хотите?

В ожидании ответа он быстро шагал взад и вперед, бросая на них испытующие взгляды.

Чего они хотели? Они переминались с ноги на ногу, покачиваясь всем телом; некоторые, сдвинув назад фуражки, почесывали головы. Чего они хотели? Джимми был забыт; никто не думал о нем; он был один в своей каюте на носу, сражаясь с огромными тенями, цепляясь за безрассудную ложь, мучительно хихикая над своими прозрачными обманами. Нет, не Джимми; они не могли бы прочнее забыть его, даже если бы он уже давно был мертв. То, чего они желали, было необыкновенно важно. И вдруг все простые слова, которые они знали, словно потонули навеки в беспредельности их неясного и жгучего желания. Они знали чего хотели, но не находили ничего, о чем стоило бы говорить. Они топтались на одном месте, раскачивая большие запачканные смолой кисти с кривыми пальцами на концах мускулистых рук. Какой-то шепот пронесся и замер.

— В чем дело? В еде? — спросил капитан. — Ведь вы знаете, что запасы пострадали у Мыса?

— Мы знаем это, сэр, — сказал бородатый матрос в переднем ряду.

— Работа слишком тяжела, э? — спросил снова капитан.

Воцарилось обиженное молчание.

— Мы не желаем работать через силу, — начал наконец Девис дрожащим голосом, — если этот черный…

— Довольно! — крикнул капитан.

Он остановился на минуту, пронизывая их взором, затем, делая по несколько шагов в ту и в другую сторону, грозно накинулся на них; и гнев его вырывался порывами буйными и режущими, как штормы тех ледяных морей, которые он знал в юности.

— Сказать вам в чем дело? Зазнались вы, вот что! Вообразили себя чертовски нужными людьми. Знаете дело через пень колоду. Работаете спустя рукава. Вы называете это «через силу»? Если бы вы работали в десять раз больше, и того было бы мало.

— Мы старались как могли, сэр, — крикнул кто-то дрожащим от обиды голосом.

— Как могли? — продолжал бушевать капитан. — Вам много чего приходится слышать на берегу, так не слыхали ли вы там случайно, что вашим «как могли» не очень-то можно гордиться. Я говорю вам, что это «как могли» ни черта не стоит. Вы больше не можете? Нет, я знаю и ничего не говорю. Но и вы бросьте ваши дурачества, иначе я сам прекращу их! Бросьте!

Он пригрозил пальцем толпе.

— А насчет того человека, — он сильно повысил голос, — А насчет того человека, так знайте: если он высунет нос на палубу без моего разрешения, я надену на него кандалы. Вот!

Повар услышал из передней части эти слова, выбежал из кухни, воздел руки, пораженный ужасом, не веря своим ушам, и убежал снова.

Наступила минута глубокого молчания, в течение которой кривоногий моряк, отступив в сторону, откашлялся и деликатно сплюнул в шпигаты.