Негодяйка - [32]

Вздохнув, Леони поднялась с дивана, прихватив юбку и пиджак. Она чувствовала, что уже поостыла, и решила ненадолго прилечь, а уж потом сделать ряд телефонных звонков. В эти мирные предвечерние часы, казалось, успокаивался весь город. Внезапно с улицы донесся рев мопеда, и Леони подошла к окну. "Наверное, посыльный доставил для Роба сценарий завтрашних съемок", – подумала она. Из окна, однако, ничего увидеть не удалось, и Леони решила спуститься вниз узнать у консьержа, нет ли почты.

Накинув халат, она вышла в вестибюль. Толстуха, сидевшая за столиком при входе, разулыбалась, завидев Леони, и протянула ей конверт. На нем было отпечатано лишь ее имя. Значит, не сценарий. Слегка озадаченная, Леони поднялась к себе, на ходу раскрывая конверт. И внезапно остановилась, оцепенев от ужаса, – в конверте, вложенный в чистые листы бумаги, лежал одинокий локон ярко-каштановых волос.

4

Элизабет Брентфорд лежала рядом с мужем, уставившись в темноту. Симон спал крепко, дыхание его было ровным и тихим. Она вгляделась в его лицо. "Почему он так поступил, зачем ему это понадобилось?" – возмущалась она про себя. Все началось с того момента, когда он пришел домой. Она была на кухне, готовила ужин; в тот момент она как раз рубила чеснок для салата. Он подошел к ней и легким поцелуем коснулся щеки, проведя рукой по волосам. И в тот же миг ее словно обожгло: она почувствовала запах, запах другой женщины – дурманящий и пикантный. Потрясенная, она хотела ударить его, но он даже не заметил, как потемнели ее глаза. Быстро отвернувшись, он бросил через плечо:

– Выпьешь, дорогая?

– Да, пожалуй, – ответила она спокойно, автоматически продолжая кромсать чеснок. – Джин с тоником, и побольше.

Ей хотелось, чтобы он исчез. Казалось, что, если он еще раз дотронется до нее, она закричит. Когда он протянул ей стакан, она даже не смогла взять его.

– Поставь рядом, – сказала она, с трудом сдерживаясь. – У меня руки пахнут чесноком. – Запах другой женщины въелся в его кожу, был под ногтями, его нельзя было смыть даже мылом или лосьоном; он угадывался безошибочно. Эти длинные, тонкие пальцы, они ласкали лоно другой женщины… опять.

После пары коктейлей Элизабет, сев ужинать с Симоном, уже могла спокойно беседовать с ним. Она слушала, как он бубнил что-то насчет дебатов, которые шли почти целый день. Если то, что он говорит, – правда, подумала она, то когда же он успел, черт возьми, переспать с кем-то? Конечно, он лжет. Что ж, в следующий раз она поймает его на этом. Она проследит за этими чертовыми дебатами по телевизору и проверит, был он там или нет. Наблюдая, как он бессовестно лжет, смакуя телячьи котлеты, она почувствовала, что ее сковывает холод. Да, подумала она, после секса ты всегда голоден.

Остаток вечера Элизабет умело скрывала свои истинные чувства за фасадом супружеского участия. Когда Симон сказал, что устал и хочет пораньше лечь спать, она с готовностью согласилась. И вот сейчас, прислушиваясь к его дыханию, она вдруг почувствовала непреодолимое желание подвергнуть его испытанию. Она тесно прижалась к нему и обняла, нежно погладив его грудь. Он тут же проснулся.

– А? Что это? – пробормотал он. – Что случилось?

– Я хочу… я хочу тебя, – прошептала она, спуская руку все ниже.

– О, ради всего святого, Лиз, не сейчас. У меня был такой тяжелый день. – Он перевернулся и натянул на себя одеяло, словно прячась от нее. Элизабет лежала на спине, и слезы тихо струились по щекам. Она долгие годы пыталась заставить себя смириться с ролью отвергнутой жены, но это удавалось лишь иногда. Она вспоминала, как сразу после женитьбы он готов был заниматься с ней любовью в любое время дня и ночи, независимо от того, сколько ему пришлось работать. Хотя все это продолжалось недолго. Внезапный спазм ревности пронзил ее при мысли о другой женщине, которая увела от нее мужа. Интересно, что это за безмозглая потаскуха. Резко встав с постели, она накинула шелковый пеньюар и прошла в ванную. Ее знобило.

– Лиз, – раздался через некоторое время голос Симона, – с тобой все в порядке?

– Да. Хотя нет, мне нехорошо. – Она невольно сорвалась на страдальческие интонации.

– Что такое? Тебе плохо? – В его голосе звучала обеспокоенность.

– Я просто переволновалась, – сказала она, пытаясь выиграть время, проверяя свою решимость высказаться начистоту. – Это… все из-за той девушки.

– Какой девушки? – насторожился Симон. В темноте лгать было легче.

– Ну, той, Уиллоуби – твоей дочери.

– Совсем ни к чему нервничать из-за нее. Мы все прекрасно знаем, кто она такая, – раздраженно сказал он.

– Это-то меня и беспокоит. Слишком многие могут знать об этом.

Симон тяжело вздохнул.

– Но мы все равно ничего не можем сейчас предпринять. Иди, ложись, Лиз, и давай немного поспим.

Элизабет стояла на своем:

– Я не могу спать.

Симон включил лампу, вылез из постели и надел халат.

– Пойду приготовлю тебе выпить, – устало проговорил он, завязывая пояс.

Элизабет была поражена. Это был редчайший случай за всю их совместную жизнь. "Наверное, чувствует свою вину", – подумала она и чуть не расхохоталась, услышав, как он с грохотом оступился, спускаясь по лестнице. Прошло какое-то время, и Симон появился, держа в руках две чашки. Он протянул ей одну. В чашке оказалось какао – немного комковато, но не так уж плохо, учитывая ситуацию.