Негодование Харухи Судзумии - [47]

Владелец собаки — видимо, спортсмен, — перевёл взгляд на пространство между Харухи и Асахиной и продолжил:

— Но для бега этот маршрут всё-таки лучший, так что я прикинул — не попробовать ли заставить собаку? И вот, позавчера — или третьего дня? — так и сделал. Поначалу пёс упирался, но теперь вот, сами видите, бегает обычным маршрутом, как всегда. Уже пришёл в себя.

Я не настолько сведущ в ветеринарии, чтобы читать по мордам собак, но послушно сидевший у ног хозяина сиба-ину душой и телом казался самим воплощением здоровья. Судя по взгляду, его совершенно ничего не тревожило.

— Думаю, если собаку вашей знакомой подтащить ближе, хотя бы даже силой, та тоже быстро опомнится. Довольно странно, конечно, но мало ли — медведь неподалёку зимовал, а запах остался…

Та же догадка, что у Коидзуми! Наверное, парень — студент спортивного колледжа.

— Можно мне идти?

— Спасибо большое! Вы нам очень помогли.

Харухи от всей души поблагодарила парня, и он снова покосился на наряд Асахины-сан. На мгновение мне показалось, будто он собирался что-то спросить, но будучи деликатным человеком, решил не лезть в чужие дела.

— Удачи! — бросил молодой человек на прощание и возобновил свой бег вверх по берегу реки, а собака побежала рядом с ним.

Остались только Харухи с блокнотом, полным строф «Сутры сердца», Асахина-сан, будто заблудившаяся по дороге к храму, Нагато, наблюдавшая за течением реки, Коидзуми, задумчиво поглаживающий подбородок, и я — цирк из пяти человек.

— И что всё это значит?

Что видела и слышала — то и значит.

— А как же призраки? Я-то ждала призраков!

Я тебе с самого начала сказал, что призраков не будет.

— В чём же тогда было дело?

Кто знает.

— …Вид у тебя такой довольный, прямо смотреть противно.

Ничего подобного. У меня всегда серьёзное, ответственное лицо. И вовсе я не вздыхаю с облегчением из-за того, что твои призраки не вылезли, и теперь уже не вылезут.

— Обманщик, — припечатала Харухи, развернулась, и широким шагом поспешила прочь.

Покинув прибрежную аллею с вишнёвыми деревьями, мы все вместе направились обратно к дому Саканаки. Нам надо было доложить о результатах расследования и забрать оставленные там портфели.

— Но в чём же правда было дело? — осторожно задала вопрос Асахина-сан, шагавшая позади, наискосок от меня, стесняясь людских взглядов, — Руссо-сан и сегодня боялся там ходить.

Коидзуми сейчас же ответил:

— По словам молодого человека, его собака гуляет здесь уже три дня. Раз псы так боятся этого места, вероятно, прежде здесь действительно что-то было, но теперь его, судя по всему, больше нет. Я бы предположил, что Руссо и другие собаки, о которых говорила Саканака-сан, не рискуют сюда приближаться потому, что у них сохранились неприятные воспоминания. Если бы хозяин сиба-ину не приволок его силой, уверен, что он тоже остерегался бы этого пути до сих пор.

Может, собаки тоже бывают двух видов — одарённые, которые навсегда запоминают неприятный опыт, и простодушные? По-моему, у Руссо просто хорошая память, а у сиба-ину ветер в голове.

— …

Молчание Нагато меня только радовало. Раз она молчит, значит, ничего серьёзного точно не случалось. Можно смело голосовать за то, что три дня назад в горы вернулся вышедший из спячки медведь.

В это время года под вечер становилось довольно прохладно. Мы спешили, стараясь не отставать от Харухи, быстрым шагом шедшей к дому Саканаки. Конечно, Харухи сердилась, поскольку её гордость как командира была уязвлена необходимостью доложить, что дождавшись в кои-то веки клиента, мы ничего в итоге не смогли разгадать — но с её характером она быстро обо всём забудет. Чем корить себя за упущенные возможности, Судзумия Харухи скорее махнёт рукой и возьмётся за что-нибудь ещё: нет — так нет.

Как и следовало ожидать, когда мы добрались до роскошного особняка Саканаки и нас, проведя на этот раз в гостиную, снова стали угощать испечёнными её мамой домашними пирожными с кремом, в ту же секунду, как Харухи набила ими рот, её плохое настроение испарилось:

— Ого! Ничего себе! Вкусно! Вам кондитерскую открывать надо!

Гостиная тоже была обставлена дорого и со вкусом, а диван, на котором я сидел, был таким мягким, что Сямисен проспал бы на нём двенадцать часов кряду. Что красавица-мать, что роскошная собака, — чёрт возьми, у богачей в домах всё, от мебели до настроения, особого сорта. Если бы Харухи родилась в такой семье, может, и она бы выросла похожей на Саканаку.

Пока мы поедали великолепные пирожные с кремом, запивая их чаем «Эрл Грей», Коидзуми излагал Саканаке подробности расследования. Обняв Руссо и поглаживая его по голове, Саканака слушала внимательнейшим образом, но когда рассказ подошёл к концу, сомнение так и не исчезло с её лица.

— Я понимаю, что ничего страшного там нет, — сказала она, разглядывая подёргивающиеся ушки собаки, — Но Руссо всё-таки боялся сегодня туда идти, так что, пока другие собаки не начнут там гулять, я его водить не стану. Слишком жалко.

Ну, это ваше дело. Какая у тебя, однако, добрая хозяйка, Руссо, хоть я и думаю, что она тебя балует.

Приноровившись к тому, как Харухи и Нагато глотают еду, мать Саканаки подносила всё новые и новые пирожные свежей выпечки, а разговор тем временем понемногу перешёл на связанные с утренним происшествием темы. Руссо лежал на брюхе возле хозяйки, навострив уши, но постепенно взгляд его стал сонным, он закрыл свои чёрные глазки и засопел. Асахина-сан ласково улыбнулась, глядя на пса и тихонько взохнула с завистью: