Негладкий лед - [14]

Врач команды ГДР тотчас заморозил мне плечо хлорэтилом, и мы с Сашей вышли на старт.

Три части программы откатали чисто, и когда прыгнули два с половиной, я решила, что все в порядке. Вдруг услышала какой-то звук: это Татьяна сумку бросила, которая ей мешала аплодировать, и стала нам хлопать изо всех сил.

Но когда катаешься на высоте, самое опасное -- останавливаться. А у нас после третьей части шла остановка, где я поднимала руки вверх-. Я их подняла, уронила и поняла, что сил больше нет. Куда-то мы поехали... поехали... Тут левое плечо стало отходить от заморозки, а дальше у меня была поддержка именно через левую руку, и я почувствовала, что сделать ее не смогу. Я шепотом сказала Саше: "Поддержку делать не будем".

Это, правда, мне показалось, что шепотом. Потом на пресс-конференции у меня все спрашивали, что такое я ему три раза кричала.

...Чемпионат мира, как и чемпионат Европы, впрочем, начинается со встреч в гостинице, а потом в раздевалке, где у тебя множество старых знакомых -- по прошлому, позапрошлому, по давним годам. В раздевалке вспоминаешь тех, кто ушел, спрашиваешь, что сейчас с ними. В раздевалке все друг к другу присматриваются -- не прямо, а исподтишка: кто прическу изменил или цвет волос, у кого какой костюм... Мои довольно небольшие познания в немецком позволяют мне общаться главным образом со спортсменками ГДР и ФРГ, и иногда в общем разговоре бывает, что ты что-то объясняешь по-немецки, кто-то переводит на английский, а англичанка на французский.

И с первой- же тренировки каждая из нас старается найти в раздевалке свое место, чтобы потом занимать только его. Это такая примета.

Наверное, едва ли не у каждого спортсмена есть какие-то свои приметы. Я, например, всегда обуваю сначала левый ботинок. Я не люблю менять чехлы коньков: с какими начала сезон, с теми и заканчиваю, даже если они совсем рваные. Для короткой программы не люблю надевать желтое -- просто даже чтобы никакой детали желтого цвета в одежде...

Может быть, это выглядит не слишком серьезно и даже смешно. Но спортивная жизнь протекает в необычных условиях, в напряжении, когда мелочь, крупица вдруг круто меняет все и все заставляет потерять. Ты идешь по улице, ты попал носком ботинка в выбоину, споткнулся, упал -- ну, ушибся и ушибся, потер коленку, отряхнулся и пошел дальше. Ты катаешься. допустим, на Олимпиаде, ты попал зубцом конька в выбоину -- упал и проиграл первенство. А готовился ты к нему четыре года.

Потому и веришь порой в судьбу и словно боишься ее искушать. Потому, когда особенно обострена интуиция, самые удивительные бывают иной раз предчувствия. Вы можете верить или не верить, но то, что случилось со мной и Сашей на первенстве мира в Братиславе в 1973 году -- когда во время катания неожиданно оборвалась музыка нашей произвольной,-- я накануне, в ночь перед стартом, видела во сне.

Вернее это был не сон, а какое-то забытье. Я сначала долго не могла уснуть, а потом наступило то странное, хотя обычное, в общем, для соревнований состояние полусна-полуяви, когда ты катаешь и катаешь предстоящую программу. И вот музыка оборвалась. Я представила все возможные варианты дальнейшего, и последним из мысленных был тот самый вариант -катание без музыки.

А когда это произошло на самом деле, мы сперва и не заметили. Ведь на льду явственнее слышишь шорох коньков, а музыка доносится до тебя самыми ударными акцентами. И лишь когда мы добежали до прыжковой комбинации, я услышала гробовую тишину. Секунды четыре, может быть, пять она продолжалась. А потом публика захлопала: наверное, люди поняли, что нас можно поддержать ритмом аплодисментов. (Некоторое время спустя телевидение ФРГ показало нам видеозапись катания в Братиславе, совместив его с музыкой нашего другого выступления. Все совпало почти точно -- движения и мелодия разошлись на одну секунду).

Только когда мы закончили, я заметила, что старший судья стучит по пюпитру и свистит, пытаясь привлечь наше внимание. Он, оказывается, с момента обрыва все свистел и стучал, а мы не замечали.

VIII

Победами в Гармиш-Партенкирхене и Колорадо-Спрингс в 1969 году-- и не просто победами, а именно над Белоусовой и Протопоповым -- Станислав Алексеевич выиграл давний спор и утвердил свое понимание парного катания, воплощенное в нас с Улановым. Это не получилось у старших его учеников -- у Тани Жук в паре с Гавриловым и потом с Гореликом. Мы оказались моложе и, должно быть, удачливее.

Принято считать, что с этого момента мода на "стиль Протопопова" сменилась модой на "стиль Родниной".

Но это сложное понятие -- стиль, нельзя определить его тем, что умеют спортсмены делать на льду. Стиль скорее обусловливается их внутренним содержанием, их человеческой сущностью. Конечно, он основан на базе конкретных физических и психологических возможностей человека, но возможности эти должны быть соотнесены с его душевным строем. Это, с одной стороны, а с другой -- доминирует, вероятно, все-таки стиль, который диктует время.

Стиль Протопопова выражал всю суть натуры Протопопова. Олег Алексеевич действительно создал себя и свою партнершу. К сожалению, Протопопов в своих воспоминаниях либо совсем не называл людей, которые ему помогали, либо говорил о них мельком. Но в принципе идеи свои он вынянчил сам. Мне мало приходилось с ним разговаривать, но я чувствую, какое богатство художественной и музыкальной культуры заключено в нем. К моменту, когда он создал свой стиль, он достиг вершины зрелости, и именно поэтому каждая его программа -- особенно показательная -- раскрыта такими многообразными художественными средствами и так полно отражает его внутренний мир. Его танцы остались на льду классикой -- такой же, как классика на балетной сцене, например, "Лебединое озеро" в постановке Петипа.