Негасимое пламя - [17]

— А она и вправду ведьма?

От подобной нелепости Джессамин даже вздрогнула:

— Господи, что вы говорите?! Конечно же, нет. Неужели вы тоже верите во всю эту чушь? Ведь даже церковь…

— Я не хуже вашего знаю, что об этом говорит церковь. Но еще я знаю, что на свете есть немало таких вещей, которые невозможно ни понять, ни объяснить с помощью одной лишь веры. И если в мире существует могущественное добро, то ему противостоит такое же могущественное зло. Разве вы не согласны? Или вам это просто не приходило в голову?

— Нет, почему же? Конечно, зло существует в нашем мире. Но если у кого-то вдруг заболела корова, то это не основание считать, будто злая ведьма непременно навела на нее порчу!

Рис довольно усмехнулся, заметив, с каким жаром Джессамин обсуждает этот вопрос.

— О Боже, о чем я только думаю! Веду серьезные беседы с прелестной девушкой, к тому же при свете камина, — промурлыкал вдруг он, и голос его мгновенно изменился. Теперь он стал глубоким и теплым. Было в нем что-то завораживающее. — По-моему, в эту холодную ноябрьскую ночь, оказавшись вдвоем, мы могли бы куда приятнее провести время вместе.

Джессамин резко выпрямилась, словно от щелчка.

— Подобное времяпрепровождение, милорд, не принято в нашем доме. Прошу великодушно извинить. Надеюсь, вы меня правильно поняли?

Ничуть не обидевшись на ее резкость, Рис откинул назад темноволосую голову и весело, дружелюбно расхохотался над ее непритворным негодованием.

— Ах, какая прелестная скромница! Кто бы мог подумать, леди, тем более с вашей красотой… — И он с приторным сожалением сокрушенно покачал головой.

Насмешка, отчетливо прозвучавшая в его голосе, мгновенно вывела девушку из себя.

Она решительно поднялась, намереваясь положить конец затянувшемуся разговору, И сразу же смешалась, почувствовав, как дрожат ее колени — конечно, от возмущения, сейчас же решила она.

Лорд Рис замер рядом с ней, повернувшись спиной к камину. На фоне пламени вырисовывался только его темный силуэт, лицо оставалось в тени. Не говоря ни слова, он просто стоял и смотрел на Джессамин, чуть заметно усмехаясь. Она неловко глотнула, чувствуя себя на редкость неуютно. Хотя она и раньше заметила, что он чуть ли не на целую голову выше ее, но сейчас она была в таком состоянии, что даже эта немалая разница в росте раздражала ее.

— Мы здесь ведем очень спокойную, размеренную жизнь. Вы приехали издалека, из другой страны, так скорее всего именно поэтому наши привычки кажутся вам странными…

— Умоляю вас, леди, избавьте меня от ваших нравоучений! — рявкнул он, и улыбка его исчезла, как по волшебству. — Да, конечно, я валлиец, это правда. Но я вам не какая-нибудь неотесанная деревенщина! Если хотите знать, я жил в Лондоне, а образование получил в Оксфорде! Поэтому ваш снисходительный тон совершенно неуместен в данном случае. А если вы тоже устали и хотите отправиться в постель, так я готов сию же минуту избавить вас от моего присутствия.

Раздражение, гнев и стыд — все это смешалось в душе Джессамин. Не зная, куда девать глаза, она сделала неловкий жест, стараясь успокоить его.

— Простите, я не то имела в виду…

— Я прекрасно знаю, что вы имели в виду! Так вот, уверяю вас, мои люди и не подумают бросаться на ваших женщин. Конечно, до тех пор, пока те сами не подадут им знак. Не сомневайтесь, мы будем целомудренны, словно новорожденные ягнята. Даю вам слово!

Сдавленным голосом Джессамин пробормотала нечто вроде благодарности. Она понимала, что после столь бурной сцены ей ничего не остается, как только отправиться в постель.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи и вам, леди Джессамин! — Он чуть заметно улыбнулся. — Не обращайте внимания на отсутствие хороших манер у леди Элинед. Она привыкла жить, как мотылек, не заботясь ни о чем, кроме собственных желаний. Конечно, она красавица, ничего не скажешь. Но иногда ее красота бывает довольно обременительна, тем более что Элинед использует ее, как золотые монеты, подкупая тех, кто ей нужен, чтобы удовлетворить все свои прихоти. Но вы, как я догадываюсь, женщина совершенно иного сорта.

— Благодарю вас, милорд, за добрые слова.

Послав ему на прощание скупую улыбку, Джессамин повернулась, чтобы уйти.

Никогда еще большой зал Кэрли не казался ей таким бесконечно длинным. Выбоины и царапины в потрескавшемся от старости полу сегодня то и дело попадались ей под ноги, когда она шла к двери в своих домашних туфельках на тонкой подошве. Вот каблучки Джессамин в очередной раз подвернулись, попав в какую-то щель, она едва не упала и сердито подобрала повыше юбки. Девушка шла, чувствуя пристальный взгляд темных глаз, и умирала от желания повернуться, чтобы увидеть его лицо. Только у самых дверей она осмелилась оглянуться, но он был слишком далеко, чтобы она смогла разглядеть выражение его глаз. Он стоял там же, где она его оставила, возле самого камина. Темные густые волосы были слегка взлохмачены, твердые губы не улыбались. Какое-то странное чувство, похожее на одиночество, будто она вдруг лишилась чего-то важного, охватило Джессамин. Это удивило ее. В чем дело?

Ведь он смеялся над ней, вывел из себя, он без конца злил ее и восхищался ею. Она не могла ошибиться. Хотя и не привыкшая к мужскому вниманию, но что ни говори, а Джессамин была настоящей женщиной, женщиной до мозга костей. Ее интуиция не могла подвести ее — этот человек был явно очарован ею.