Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника - [27]

Проводив уважаемую пенсионерку Петрову, как она написала о себе в заявлении, я зашла в дежурную часть и потрясла тетрадкой с вишнями перед Вовкиным носом:

– Признавайся, знал про эти вишни?

Вовка в ответ громко захохотал на пару с помощником Васиным:

– Знал, и что? Ты на сутках? Гражданку принять должна? Заявление рассмотреть по существу обязана? Все, какие мои вопросы? Принимайте к исполнению.

– А сказать раньше не мог? Я сидела, как лопоухий ослик, слушала полчаса ее рассказы о конституции и безграмотности. Ладно, сейчас проштампую эту красоту в секретариате.

– Давай, а то поучится укрывательство сообщения от граждан, – Вовка опять засмеялся. Я насупилась.– Ладно не дуйся, я уже позвонила в психдиспансер, это их постоянная клиентка. Моя подружка уже готовил для тебя справку, тебе осталось только смотаться туда и забрать.

– Спасибо и на этом. Попроси свою подружку подготовить десяток справок, когда Вера Ивановна придет требовать приз за участие в конкурсе на лучшую иллюстрацию к Конституции.

Мысленно я вернулась в кабинет Рулетов, в котором от заучивания наизусть его инструкций в состоянии, близком к гипнотическому трансу, меня просто спас неожиданный звонок Дыма. Еле сдерживаясь, чтобы не выскочить резвым конем из кабинета Рулетова, подпрыгивая от радости и вопя от неимоверного облегчения, я осторожно выдохнула и выползла из ненавистного кабинета.

Особую неприязнь мне к Рулетова придавали яркие события, которые начались весной. Этот с виду неприметный, с большой лысиной в свои почти сорок с небольшим, сутулость и невероятную в наши дни развития генетики необремененность интеллектом, руководитель устроил мне травлю. Прямую и беспощадную.

Само собой разумеется, в единый миг, по его мнению, я стала самым бестолковым сотрудником подразделения: перестала понимать приказы Министра, потом указания руководства. С тех пор я каждый раз удивляюсь, как он еще не заявил мне, что я разучилась читать.

В последние дни перед своим отпуском мне пришлось особенно непросто. Даны указания сдать все дела, мне не отписывались документы на исполнение. Психологическая продуманная атака – меня в отделе объявили официально сотрудником, представленным к увольнению по отрицательным мотивам. В связи с тем, что отрицательные мотивы все никак не желали находиться, мое громкое и скандальное увольнение откладывалось на неопределенный срок.

Жаловаться я не привыкла. Отчего-то мне особенно было обидно оттого, что на самом деле я была сторожилой отдела. Все, кроме Дыма и его заместителя Валерия Григорьевича, пришли к нам работать намного позднее меня.

Я не первый год работаю в органах и знаю, что если ты неожиданного и резко теряешь свою квалификацию, становишься мгновенно неприятно тупым, значит, на твое рабочее место готов невероятно подготовленный кандидат. Или кандидатка.

В моем случае это была кандидатка. Юленька. С ней Славик был знаком еще на старом месте службы, до своего повышения на нынешней должности одного из заместителей Дыма. Знаком был достаточно близко, чтобы основательно понимать, что Юленька – толковый сотрудник и от этого не менее симпатичный. Такого сотрудника приятно видеть каждый день перспективному мужчине. Юленька была его любовницей.

Не знаю, чем могла поразить самое сердце Славика эта особа, похожая на обморочную мышь такую же серую и безрадостную, но дело обстояло именно так. Серость подчеркивало отсутствие вкуса в одежде. Полное. Серые тусклые волосенки стянуты в безжизненный хвост бельевой, с серьезной претензией на кокетство, часто спускался на плечо. Черный или серый макинтош модели "Прощай, молодость", изъятый по-видимому их прабабушкиного сундука, надевался в зависимости от официальности планируемых событий.

Черный – праздничный, а серый, соответственно, на каждый день. Ботинки, похожие на те, которые в советские времена выпускала фабрика "Красный большевик", наверняка позаимствован из тех же сокровенных сундуков. Острые на язычок девчонки из секретариата окрестили ее неповторимый стиль одежды «комсомолка восьмидесятых» за скучность образа и однотипность моделей, словно выпавших из моей пионерской юности, заставшей классические серо-полосатые ткани, ровнехонькими рядами висевшие в полупустых магазинах. Мы тогда рады были и этому, в перестройку пропало даже эти непрезентабельные на внешний вид ткани.

Юлькину ситуацию спасала форменная одежда, выдававшаяся бесплатно. Коллеги и я что числе подгоняли в ателье или у частных модисток по фигуре те рубища, которые выдавались в строго ограниченно количестве. До сих пор неведомо, по каким лекалам кроились те счастливые платья, юбки и рубашки, но фасон не подходил никому. Женщинам не подходил по объему, зато низ сидел классически, девчонкам в груди было в самый раз, то в области талии и бедер приходилось убирать почти половину объема. Было удивительно смотреть на выстроившуюся на строевом смотре девчачью часть подразделения. Все, как с иголочки, так уж ладно и складно. Мужчины могли лишь догадываться о тех неимоверных усилиях казаться красавицей в нескладной казенной одежде. Но это было только летом. Зимой все становилось как раз на свои места. Если ушить форменное платье или юбку специалисты брались в охотку, то посадить на место талию и плечи форменного бушлата отказывались самые опытные швеи и раскройщики. Так и стояли в строю словно кинологические пособия для отработки навыков захвата и задержания служебно-розыскной овчарки: ватные рукава висели почти до колен, подпоясанные женщины, чтобы хоть как – то обозначить наличие талии и области, где можно попытаться найти кобуру с табельным пистолетом Макарова. Из- под грузной, почти необъятного ватно-защитного вороха бушлата невероятно трогательно в каждом случае без исключения выглядывали, словно два шнурочка из стакана, тоненькие ножки – макаронинки, казавшиеся из-за грузности конструкции сверху почти невесомыми.