Нефункциональный тест - [7]
Лысина её отца заблестела в лучах, пробивавшихся сквозь окно солнца, когда он покачал ею в смущении.
Её мама вошла в небольшую гостиную с кухни, с бигудями в волосах и переброшенным через плечо полотенцем.
— У тебя сгорела работа? И при чём тут эрекция?
Камрин подошла к Нане и поцеловала её в щёку.
— Ты в порядке? Нужны таблетки для сердца?
Нана махнула рукой.
— Прекратите суетиться. Я старая, а не мёртвая. И без эрекции твоя мама не появилась бы на свет, знаешь ли.
— СМИ, Нана, — проговорила Хизер.
— Это МРТ, тупица! — заявила Нана. — И с моим бедром все в порядке. Так сказал врач на прошлой неделе.
— Нет, Нана, — раздражённо ответила Хизер. — СМИ — значит «слишком много информации».
— А зачем ты тогда спрашиваешь о результатах?
Добро пожаловать домой.
Камрин вздохнула и села рядом с отцом на единственный предмет, который был древнее, чем ковёр — на диван. Он был чуть светлее тёмно-коричневого ворсистого ковра, который, согласно старым семейным фотографиям, когда-то был белым. Дома ничего не изменилось.
— Камрин Кович, я жду ответа, — потребовала её мать.
Она подумала ответить первой строчкой из «Кто на первой», но передумала. Её семья не уловит ироничного сходства между ними и «Эбботт и Костелло»[9].
— Я получила освобождение от работы с понедельника. А мою квартиру вместе со всем жилым зданием продали. Мне придётся переехать.
Глаза её матери сузились до щёлочек. Руки на бёдрах сжались в кулаки. Камрин ждала, когда из ноздрей повалит пар и затопает нога. В любую секунду она набросится как бешеный бык. Жаль, что шторы не красные. Тогда она могла бы сорвать их и перенаправить этот натиск на них.
Но вместо того чтобы наброситься, мама хмыкнула:
— И какое отношение это имеет к эрекции?
— Никакого, мама. Не обращай внимания.
— Что ты такого сделала, что тебя уволили? — Это уже папа.
— Бюджет урезали.
— Где ты собираешься жить? — спросила мама, гнев исчез с её лица, и его заменило беспокойство. Беспокойство было хуже гнева.
— Она не будет жить в моей комнате, — заявила Нана. — Она храпит.
— Мама, пожалуйста, — проговорила мама. — Камрин ввязалась в очередную передрягу. Неважно, храпит она или нет.
Очередная передряга?
— Я не храплю.
Нана хлопнула рукой по своему бедру, из-за чего её гольфы сползли до лодыжек.
— Откуда тебе знать? Ты же спишь.
Хизер, вечный миротворец и хорошая девочка, сказала:
— Камрин погостит здесь до поездки в Колорадо. А потом она поживёт со мной и Джастином, пока не найдёт квартиру. — Над головой её сестры внезапно появился нимб.
— В Милуоки? — спросила мама. — Ты возвращаешься домой навсегда?
Камрин молилась, чтобы она не забыла упаковать успокоительное.
— Это был Чикаго, мам. А не страна третьего мира.
Её отец отхлебнул пива.
— Чуть не одурачила меня. Я говорю это Фи-каго. Ты же теперь не фанатка «Медведей», так? Потому что если да, то ты здесь не останешься.
— Да это пустяки, — прервала Нана. — Хизер может забыть о супружеском сексе, если вот эта будет храпеть в соседней комнате.
Мама прикрыла уши Эмили.
— Не слушай, золотко.
Камрин уронила голову на руки.
— Уже поздновато для этого.
— Подожди минутку, — проговорила мама с божественным просветлением. — А что насчёт твоего парня? Разве он не будет скучать по тебе в Чикаго? Он должен был сопровождать тебя на свадьбе. Где же он? — Она поняла, что её мама оглядывает комнату, как будто Камрин где-то его спрятала.
Камрин была рада, что всё ещё закрывала голову руками, потому что всё воображение в мире не смогло бы скрыть её содрогания.
— Кстати об этом…
— Он живёт в Милуоки, — сказала Хизер громче, чем требовалось.
Все взгляды обратились к Хизер, включая и Камрин.
— Хизер…
— Он будет здесь в четверг вечером, к ужину. Он по-прежнему едет на свадьбу. Не волнуйтесь.
Камрин встала, схватила сестру за руку и потащила в кухню.
— Что ты делаешь? Я же сказала тебе, этого не произойдёт.
У Хизер хватило наглости выглядеть расстроенной.
— Кэм, если ты не сделаешь этого ради себя — а, видит Бог, ты должна, — то сделай это ради меня. Посмотри на них. — Она указала в сторону гостиной. — Это только три члена семьи. Добавь сюда йякас и тетакас — и будет полнейшая неразбериха. Им отлично удастся поставить меня в неловкое положение и без того, чтобы попытаться преподнести тебя на тарелочке брачного мученика.
Здорово. Просто здорово. Она разыгрывала карту вины. Камрин представила их йакас и тетакас — сербский перевод дяди и тёти — плюс кумас и кумос — крестных, — и она могла понять беспокойство Хизер.
— Трой ещё даже не согласился.
Камрин, проклиная всё на свете, собиралась уступить.
Хизер освободила руку из захвата сестры.
— Он согласится. Ты же знаешь, он согласится.
Ага, он согласился бы. Камрин вздохнула. Что такое ещё одно унижение в её длинной цепи?
— Прекрасно, Хизер. Я поговорю с Троем. Но ты будешь мне должна.
— Ты можешь забрать нашего первенца, — пошутила она.
— О нет. Мне всю жизнь будут припоминать о позоре матери-одиночки, который я навлекла на семью.
Входная дверь со скрипом открылась, и глаза Камрин закатились в удивлении, кого бы ещё могло принести в этот день. Они обошли угол и увидели брата, Фишера, и его жену, Анну.
