Нефтяные магнаты: кто делает мировую политику - [27]

Во время Второй мировой войны эта компания получала значительные барыши, но не платила никакого налога на сверхприбыль, более того, в 1943 и 1944 годах ее налоги даже уменьшились. В 1944 году при валовом доходе в 17 миллионов долларов, а чистом — 5 миллионов долларов «Амерада» платила всего лишь 200 000 долларов государственного налога. Это привилегированное положение после войны становится еще лучше. В январе 1946 года журнал «Форчун», который трудно заподозрить в антикапиталистической левизне, пишет: «Налоговое положение «Амерады» является мечтой всех бизнесменов. Компания не обязана платить государственные налоги, если она этого не хочет. Этим она обязана весьма умеренным налоговым мерам, предоставленным производителям нефти». В 1952 году компания получает чистый доход в 16 296 652 доллара, не заплатив никакого налога.

«Красный шейх»

Вспыльчивый саудовский нефтяной министр Абдал-ла аль-Тарики, сын погонщика верблюдов и будущий компаньон Николаса Саркиса, знает все об истинном положении дел. Этот националист, обожающий Насера, хорошо знает Соединенные Штаты. Он учился в Техасском университете, а потом поступил на службу в «Тексако» в качестве геолога. Он, по собственному признанию, знает 20 000 скважин, находящихся в Техасе, «лучше, чем бары, гостиницы и рестораны, куда меня не пускали, так как думали, что я мексиканец». Он также посещал открытые заседания Конгресса, особенно заслушивание Федеральной торговой комиссии, где говорили о монополистической деятельности и двойной бухгалтерии крупных нефтяных компаний.

Вернувшийся в Саудовскую Аравию Тарики предвосхищает поколения саудовской высшей технократии, воспитанные в США, которые пополняют собой ряды кадров, так необходимых королевству. Но этот человек не просто исполнитель. Он знает нефтяную промышленность изнутри, знает ее методы и махинации. Будучи назначенным на стратегический пост министра нефтяной промышленности королем Саудом, сыном основателя королевства, он сразу же сталкивается с враждебностью наследного принца Фейсала, брата монарха, который высказывает глубокое отвращение по отношению к политическому и экономическому радикализму нового министра. Очень быстро Тарики получает прозвище «Красный шейх». Он смущает и западных капиталистов, и глав нефтяных компаний, которые видят в нем трудного и непредсказуемого собеседника, но также и часть саудовской королевской семьи, которая боится, что его слишком непримиримая позиция подвергает опасности огромную финансовую корзину, которая начинает приносить доход саудовскому королевству — точнее, царствующей фамилии.

Крупным компаниям в конце 50-х годов мир нефти казался безоблачным небом. Суэцкий кризис с течением времени стал всего лишь простым инцидентом, и бессилие стран — производителей нефти осталось таким же полным. Легким облачком на этом небе стала конкуренция советской нефти, которая текла рекой на международные рынки, начиная с 1955 года и вызвала мировое перепроизводство. К тому же Москва продавала эту нефть по заниженным ценам, и донесение Аллена Даллеса, тогдашнего шефа ЦРУ, переданное президенту Эйзенхауэру, гласит: «Свободный мир стоит лицом к лицу с чрезвычайно опасной ситуацией, так как Советы способны расшатать существующие нефтяные рынки».

Донесения, составленные ЦРУ на протяжении многих лет, всегда оказывались либо слишком успокоительными, либо слишком тревожными. Это донесение принадлежало к числу последних. Москва не хочет разрушать Запад, но перед лицом постоянных экономических и финансовых трудностей использует единственный козырь, который позволяет ей получить твердую валюту. Нефть жизненно необходима для процветания западного мира, так же как и для выживания коммунистической системы в СССР и странах-сателлитах.

В Италии Энрико Маттеи, патрон ENI[19], которая объявляет непримиримую войну «семи сестрам», подписал договор, предусматривающий покупку русской нефти по цене за баррель на 60 центов ниже, чем на Среднем Востоке.

Последняя капля

В 1959 году руководители крупных компаний принимают решение, которое казалось им безобидным, но оно стало «последней каплей». Для того чтобы возместить падение цен, порожденное перепроизводством, компании в феврале 1959 года в одностороннем порядке уменьшают на 18 центов стоимость барреля. Это решение на 10 % уменьшает сумму арендной платы странам-производителям, основа бюджета которых проистекает из этого источника. Эта мера, которую страны-производители воспринимают как истинное унижение со стороны нефтепромышленников, представляет собой всего лишь первый этап. В июле 1960 года генеральный директор «Эксона», Монро Ратбоун, заседающий в помещении «Рокфеллер-центра», — и это символично, ибо мировая нефтяная компания и нью-йоркский небоскреб принадлежат семье Рокфеллеров, которая остается самой богатой на планете, — заставляет правление компании проголосовать за мероприятие, которое предусматривает немедленное снижение цены на 14 центов за баррель. За несколько дней другие компании — «Шелл», БП, «Мобил», «Амоко» — присоединяются к этому решению, принятому по секрету. Это настоящий заговор, последствия которого Говард Пейдж, советник в «Эксоне» и тонкий знаток Среднего Востока, вычисляет тут же. «Если вы это сделаете, — заявляет он, — разразятся все громы небесные. Вы не представляете себе размаха и продолжительности последствий этого решения». Он не ошибается. По словам историка Леонарда Мосли, «новость облетела арабский мир, словно молния, ее резонанс в этом регионе можно было сравнить с покушением в Сараево для Европы в 1914 году».