Нефритовый трон - [95]

Рукоять, обтянутую черной кожей морского ската, украшали позолоченные накладки, бусины, мелкий жемчуг. Гарда представляла собой золотую драконью голову с сапфирами вместо глаз. Черные лакированные ножны с крепкими шелковыми шнурами скреплялись позолоченными железными обручами. Лоуренс снял с пояса собственную верную, но небогатую саблю и прицепил новую.

— Ну как, подходит она тебе? — беспокойно спросил Отчаянный.

— Еще как! — Лоуренс обнажил лезвие — его длина как нельзя лучше сочеталась с его собственным ростом. — Замечательная сабля, голубчик, — где ты ее достал?

— Я тут, можно сказать, ни при чем. Цянь восхищалась моей подвеской. Я сказал, что это твой подарок, и мне захотелось подарить тебе что-то в ответ. Тогда она сказала, что когда молодой дракон берет себе спутника, подарок делают обычно его, дракона, родители, и предложила мне выбрать что-нибудь самому. Я и выбрал. — Он смотрел на Лоуренса с глубоким удовлетворением, склоняя голову то вправо, то влево.

— Прекрасный выбор. Ничего лучше я себе вообразить не могу. — Лоуренс чувствовал себя до нелепости счастливым и успокоенным. Завершая свой наряд, он все время любовался на саблю в зеркале.

Хэммонд и Стаунтон облачились в платье китайских ученых мужей, но все остальные надели зеленые мундиры, выстирали и отгладили галстуки, до блеска начистили сапоги. Роланд и Дайера, тоже отмытых и отглаженных, усадили на стулья и запретили им шевелиться до времени. Райли предстал в синем флотском мундире, коротких бриджах и туфлях. Четверо морских пехотинцев в красном, которых он взял с собой, замыкали процессию.

Посреди двора поставили любопытного вида сцену — маленькую, трехступенчатую, всю в росписи и позолоте. На северной стороне восседала Цянь; слева от нее расположились Миньнин и Чуань, справа оставили место для Отчаянного с британцами. Присутствовало также несколько империалов, включая Мэй. Она, в блистательном уборе из золота и нефрита, кивнула Лоуренсу и Отчаянному со своего места. Белая Лян сидела рядом с Юнсином чуть в стороне от прочих гостей. По сравнению с темной шкурой других драконов ее бледность особенно бросалась в глаза; гордо вздыбленную манишку украшала сетка из золотых нитей, на лбу лежала большая рубиновая подвеска.

— Смотри, вон Минькай, — тихо сказала Дайеру Роланд, показывая на мальчика возле Миньнина. Тот был в таких же темно-желтых одеждах, что и наследный принц. Голову его венчала причудливая шляпа, и держался он очень важно. Видя, что Роланд машет ему, он слегка приподнял руку, опасливо косясь на Юнсина, и тут же ее опустил.

— Откуда вы знаете принца Минькая? Он что, уже бывал здесь? — насторожился Хэммонд. Лоуренс тоже хотел это знать. Вестовым не разрешалось уходить из дворца, и ни с кем из посторонних, будь он даже ребенком, познакомиться они не могли.

— Вы же сами познакомили нас на острове, — удивленно ответила Роланд. Лоуренс посмотрел еще раз. Должно быть, это тот самый мальчик, что приходил к ним с Юнсином — просто из-за церемониального одеяния его трудно узнать.

— Стало быть, Юнсин приводил на остров принца Минькая? — Раскатистая барабанная дробь заглушила дальнейшие слова Хэммонда; барабаны, видимо, были скрыты под сценой и по звуку напоминали двадцатичетырехпушечный залп.

Пьеса, разумеется, шла на китайском языке, но сценические эффекты были понятны без слов: актеры перемещались по всем трем ступеням, цветы расцветали, облака проплывали, солнце и луна всходили и заходили. Все это сопровождалось танцами и фехтованием. Зрелище захватило Лоуренса, но шум стоял такой, что голова у него разболелась. Он спрашивал себя, как это китайцы разбирают хоть что-то за громом ударных инструментов и постоянным треском петард.

Обратиться за разъяснениями к Хэммонду или Стаунтону возможности не было: эти двое все время общались на языке жестов, не обращая никакого внимания на спектакль, и украдкой наблюдали в театральный бинокль Хэммонда за Юнсином. Облака дыма и пламени, возвестившие о финале первого акта, сильно их раздосадовали.

В коротком антракте им наконец удалось побеседовать.

— Я должен попросить у вас прощения, Лоуренс: вы были правы, — сказал дипломат. — Юнсин явно намеревался сделать мальчика опекуном Отчаянного вместо вас, и теперь мне наконец стал ясен его мотив. Он хочет возвести Минькая на трон и стать при нем регентом.

— Разве император так стар? Или болен? — удивился Лоуренс.

— В том-то и дело, что нет, — многозначительно сказал Стаунтон.

— Насколько я понимаю, джентльмены, вы хотите обвинить принца в государственной измене и братоубийстве, — опешил Лоуренс. — Возможно ли это?

— Мне очень бы хотелось ответить вам отрицательно, — сказал Стаунтон, — но если он все-таки совершит такую попытку, может вспыхнуть гражданская война. Это обернется для нас катастрофой, каким бы ни был исход.

— Не думаю, чтобы дело дошло до войны, — уверенно возразил Хэммонд. — Принц Миньнин далеко не глуп — и его отец, полагаю, тоже. Мальчик у нас побывал инкогнито, что хорошо вписывается в план действий Юнсина — и Миньнин после моего доклада сразу это поймет. Сначала Юнсин хочет вас подкупить на условиях, которые его вряд ли уполномочили предлагать, затем его слуга пытается вас убить. И не забудьте, что хунхузы явились к нам сразу после того, как вы запретили мальчику оставаться наедине с Отчаянным. Все это складывается в четкую и недвусмысленную картину.