Нефритовый трон - [69]

Лоуренс не имел никакого желания пресмыкаться перед кем бы то ни было, будь он хоть император Китая, но не только это побуждало его принять сторону Стаунтона. Готовность унизиться, казалось ему, способна вызвать лишь отвращение — даже в том, кто сам требует, чтобы ему поклонялись. Унизившийся неизбежно навлечет на себя презрение. За столом, где беседа была более непринужденной (Стаунтон пригласил их к обеду), Лоуренс окончательно убедился в том, что Стаунтон рассуждает здраво, и усомнился в Хэммонде еще больше.

Распрощавшись, визитеры вернулись на берег и стали ждать шлюпку.

— Новость о французском после тревожит меня больше всех остальных, вместе взятых, — промолвил Хэммонд скорее для себя, чем для Лоуренса. — Де Гинь весьма опасен. Жаль, что Бонапарт выбрал именно его, очень жаль.

Лоуренс промолчал. Он чувствовал то же самое по отношению к Хэммонду и охотно сменил бы его на кого-то другого.

Юнсин и его приближенные вернулись из поездки лишь под вечер следующего дня. Предполагалось, что корабль теперь двинется дальше или хотя бы выйдет из гавани, но принц решительно заявил, что «Верность» должна ждать дальнейших инструкций. Когда и откуда они воспоследуют, оставалось только гадать, и плавучие паломники продолжали осаждать судно даже по ночам, зажигая бумажные фонарики на носах своих лодок.

Рано утром Лоуренса разбудила какая-то возня за дверью каюты. Тоненький голосок Роланд сердито повторял что-то на смеси английского и китайского (уроки языка она брала у Отчаянного).

— Что там за шум, черт возьми? — громко спросил капитан.

Она чуть-чуть приоткрыла дверь, и он увидел у нее за спиной одного из китайских слуг, делающего нетерпеливые жесты.

— Это Хун, сэр. Он говорит, что принц сей же час требует вас на палубу, а я ему отвечаю, что вы легли совсем недавно, после полуночной вахты.

— Хорошо, Роланд, — Лоуренс со вздохом протер глаза, — скажите, что я сейчас буду. — Ему ужасно не хотелось вставать. Во время его вахты лодку, ведомую предприимчивым, но неопытным юношей, ударило волной о борт «Верности». Якорь джонки, плохо отданный, вылетел на поверхность и пробил дыру в корабельном трюме, отчего только что закупленное зерно сильно подмокло. Лодка при этом перевернулась, пассажиры в своих тяжелых одеждах стали тонуть, и их при свете фонарей пришлось выуживать из воды. Словом, ночь выдалась долгая и утомительная. Он сполоснул лицо теплой водицей из таза и облачился в мундир.

Отчаянный разговаривал с кем-то, и Лоуренс не сразу сообразил, что этот кто-то — дракон неизвестной ему породы.

— Лоуренс, это Лун Ю Пин, — представил даму Отчаянный. — Она принесла нам почту.

Головы Лоуренса и драконицы пришлись почти вровень: она была меньше лошади. Капитан приметил широкий выпуклый лоб, острую морду, мощную, как у гончей собаки, грудь. Сесть на нее мог бы только ребенок, и вместо упряжи она носила ошейник из желтого шелка с золотом. Приделанная к нему тонкая сетка вроде кольчуги плотно обтягивала грудь и крепилась к когтям золотыми кольцами.

Сетку тоже украшало золото, особенно заметное на бледно-зеленой коже. Крылья, чуть более темные, окружала золотая каемка. Узкие, заостренные, они были длиннее всего ее туловища и даже в сложенном виде волоклись за нею, как шлейф.

Лоуренса Отчаянный представил по-китайски, и Лун Ю Пин проделала нечто похожее на реверанс. Капитан поклонился в ответ — его забавляло, что они здороваются вот так, на равных. Соблюдя формальности, она приподняла тяжелые веки, и большие янтарные глаза с ног до головы оглядели Лоуренса.

Шун Кай и Лю Бао стояли тут же, беседуя с Хэммондом. В толстом, с многочисленными печатями письме, которое они оба рассматривали, черные знаки чередовались с алыми. Юнсин, держась чуть в стороне, читал другое письмо, написанное необычайно крупно на длинном свитке. Не поделившись ни с кем содержанием, он свернул послание и подошел к остальным.

— Корабль, как и предполагалось, пойдет в Тяньцзинь, — перевел Лоуренсу Хэммонд, — а мы отправимся вперед воздушным путем. Нам предписывается сделать это незамедлительно.

— Кем предписывается? — опешил Лоуренс. — Из Пекина мы еще ничего не могли получить: принц Юнсин отправил туда извещение всего лишь три дня назад.

Лун Ю Пин, спрошенная на этот предмет Отчаянным, ответила что-то густым, не слишком женственным басом.

— Она прилетела с промежуточной станции в Хэюане. От нас до него четыреста ли — не знаю, сколько это по-нашему, — а лететь два часа.

— Три ли равны одной миле, — сообщил Хэммонд.

Лоуренс, считавший в уме быстрее него, с изумлением уставился на Ю Пин: если ошибки нет, она только что покрыла больше ста двадцати миль. При такой скорости и с переменными курьерами письма действительно могли прибыть из Пекина, расположенного за две тысячи миль отсюда. Невероятно!

— Письма для нас, имеющие чрезвычайную важность, всю дорогу несли нефритовые драконы, — нетерпеливо вмешался Юнсин. — Не годится медлить, когда император сказал свое слово. Как скоро вы сможете отправиться в путь?

Лоуренс, еще не пришедший в себя, заявил, что не может покинуть «Верность» прямо сейчас — нужно подождать, пока не поправится Райли. Но Хэммонд, опередив Юнсина, пресек в корне все его возражения.