Нефритовый трон - [15]

Завоеванная таким образом передышка оказалась недолгой. Хирурги, сгрудившись над Лоуренсом, чесали в затылках. Кость не была сломана, раны, не считая обильных кровоподтеков, тоже отсутствовали, однако нога отзывалась мучительной болью на любые попытки прощупать ее. Голова тоже сильно болела. В итоге Лоуренсу предложили лауданум, от которого он отказался, и приказали не ступать на пострадавшую ногу — совет столь же здравый, сколь и бесполезный: ступить на нее он не мог бы при всем желании.

Раны Отчаянного, к счастью неглубокие, тем временем зашили, и Лоуренс, приложив большие усилия, уговорил его хоть немного поесть. К утру стало ясно, что Отчаянный поправляется. Лихорадки у него не было, и никаких поблажек ожидать больше не приходилось. Лоуренс получил от адмирала Лентона официальный вызов в штаб запасника. Провожая портшез, в котором он туда отправлялся, Отчаянный заявил:

— Если завтра утром ты не вернешься, я пойду тебя искать.

Отговорить его не удалось, да и какие тут можно найти слова? Дело явно шло к аресту, если только Лентон не найдет каких-то чудодейственных доводов против, а трибунал по совокупности правонарушений вполне мог приговорить капитана к смерти. Обычно авиаторов вешали разве что в случае государственной измены, но Барэм наверняка постарается, чтобы Лоуренса судила коллегия морских офицеров. Они подойдут к делу гораздо пристрастнее, и перспектива лишиться боевого дракона не остановит их: Отчаянный все равно потерян для Англии, раз Китай требует его назад.

Эту ситуацию, и без того непростую, для Лоуренса отягощало сознание, что он поставил под удар своих офицеров. Грэнби и другим лейтенантам — Эвансу, Феррису, Риггсу — придется ответить за неподчинение Барэму. Их могут уволить со службы — для авиатора, которого обучают летать с раннего детства, страшнее наказания не придумаешь. Даже мичманов, которые в лейтенанты так и не вышли, не принято увольнять в отставку. Для них всегда находят места в питомниках и запасниках, обеспечивая их обществом сослуживцев.

Нога за ночь стала чуть получше, но Лоуренс, самостоятельно взойдя на штабное крыльцо, побледнел и покрылся потом. Он постоял, перебарывая дурноту, и вошел в небольшой кабинет адмирала.

— Бог мой! Я думал, лекари вас отпустили! — воскликнул Лентон вопреки нетерпеливой гримасе Барэма. — Садитесь, пока не упали; держите, — продолжал он, сунув в руку Лоуренса стакан бренди.

— Благодарю, сэр. Меня действительно отпустили. — Лоуренс пригубил спиртное только из вежливости — голова у него и без бренди неважно работала.

— Довольно с ним нянчиться, — прервал Барэм. — В жизни не видел, чтобы офицер вел себя столь вопиющим образом. Честное слово, Лоуренс, я никогда не питал любви к виселице, но вас бы повесил с большой охотой. Лентон клянется, что тогда ваш зверь станет неуправляемым, а по мне он и теперь строптив дальше некуда.

Лентон сжал губы, выслушав этот презрительный отзыв. Лоуренс мог лишь догадываться, сколько сил и нервов потратил воздушный адмирал, убеждая Барэма. Ни заслуги Лентона, ни только что одержанная победа не имели решающего значения в высоких сферах. Барэм мог безнаказанно унижать его, в то время как любой флотский адмирал пользовался достаточным влиянием, чтобы требовать к себе уважения.

— Вас, бесспорно, следует отправить в отставку, — продолжал Барэм. — Но животное, столь же бесспорно, следует отправить в Китай, и здесь нам, к великому сожалению, требуется ваше содействие. Уговорите его как-нибудь, и покончим на этом; но если вы снова вздумаете упорствовать, будь я проклят, если в конце концов вас не вздерну. Зверя застрелим, а китайцы могут убираться ко всем чертям.

Лоуренс, забыв о контузии, едва не взвился со стула, но Лентон надавил ему на плечо.

— Вы заходите чересчур далеко, сэр. У нас в Англии драконов расстреливают разве только за людоедство, и мы не станем менять эту традицию ради вас. Недоставало мне только бунта в воздушном корпусе.

Барэм пробурчал себе под нос что-то насчет отсутствия дисциплины. Лоуренс счел это хорошим признаком, зная, что лорд хорошо помнит большой мятеж 1897 года, когда восстала половина королевского флота.

— Будем надеяться все же, что до этого не дойдет. На Спитхедском рейде[8] стоит транспорт «Верность», который может выйти в море через неделю. Вопрос, как погрузить на него дракона, который не желает ехать по доброй воле.

Лоуренс не находил слов для ответа. Неделя — очень короткий срок. В голову лезли безумные мысли о бегстве. Из Дувра на континент можно перелететь без труда, а в Германии сохранилось немало лесов, где драконы — только мелких, правда, пород — до сих пор живут на свободе.

— Нужно подумать, — сказал Барэму Лентон. — Позволю себе заметить, сэр, что дело с самого начала велось из рук вон плохо. Дракон взбудоражен, а их и в спокойном состоянии непросто уговорить сделать то, что им не по вкусу.

— Я сыт по горло вашими отговорками, Лентон, — начал Барэм, но ему помешал стук в дверь.

— Сэр… — успел промолвить испуганный мичман и тут же отскочил прочь: китайские солдаты попросту смели его, расчищая путь принцу Юнсину.