Нефритовый сокол - [33]

Партия хранителей была самой консервативной в клане. Ее реакционность была настолько явной, что приверженцев партии иногда называли Крестоносцами. Их недолюбливали за воинственность и резкость. Они устраивали шумные собрания и требовали немедленно разорвать мирный договор и идти войной на Внутреннюю Сферу. Джоанна поежилась: «Неужели я начинаю думать точно так же, как эти хитрые недобитки?»

Как и у многих в клане, хранители вызывали у нее отвращение.

База Соколиной гвардии, Паттерсен, Судеты. Зона оккупации Кланом Нефритовых соколов. 7 июля 3057 г.

Диана, умеющая в любой обстановке сохранять хладнокровие, с каждым днем чувствовала нарастающее беспокойство. С самого первого дня появления в части Рэвилла Правда новоприбывшая молодежь все чаще проявляла повышенную агрессивность даже по отношению к ней. Диана и раньше слышала оскорбления по поводу своего рождения и притерпелась к ним, но в последнее время обстановка сложилась особенно невыносимая. Ежесекундно она чувствовала враждебное отношение к себе и постоянно была начеку. Особенно Диану раздражали речи полковника, состоящие в основном из дешевых лозунгов и победных кличей. Если послушать его, то невольно придешь к выводу, что в клане и вооруженных силах царят мир и спокойствие. Ежеминутно Рэвилл Правд уверял, что жизнь на Судетах, гадкой планете с противной погодой, — одно удовольствие. Каждую свою идиотскую идею Прайд обрисовывал как гениальную мысль, воплощение которой — задача всех воинов. Если у воинов что-то получалось, Прайд радовался так, будто одержал невероятную победу над невидимым врагом, и заставлял остальных думать точно так же. Полковник слишком много улыбался. Прохаживаясь по территории базы, он напоминал Диане петуха, заботливо опекающего любимый курятник. Диана от всей души ненавидела Рэвилла Прайда и ничего не могла поделать с этим накрепко въевшимся в нее чувством. Оскорбления не возмущали ее, еще в раннем детстве Диана свыклась с презрительным отношением к вольнорожденным в клане. Она знала, что так повелось издавна и ей не исправить ситуации. Немного помогало сносить тычки сознание того, что она — дочь Эйдена Прайда, и Диана решила стать воином, достойным имени своего легендарного отца. Но эти новички все время действовали ей на нервы, они были настолько неутомимы и бесконечно изобретательны в своих издевательствах, что Диана неоднократно ловила себя на желании съездить кулаком по чьей-нибудь физиономии. Выходя из казармы, она снова вспомнила о жизнерадостном полковнике Рэвилле Прайде и его монологах о «счастливом времени, в котором нам довелось жить». Диане хотелось, чтобы он как-нибудь внезапно исчез и подразделение смогло бы возвратиться к своей нормальной жизни без ненужных встрясок и псевдопатриотических истерик. Диана не заметила, как перед ней очутился Чолас.

— Рад тебя видеть, воин Диана, — произнес он со слащавой улыбкой. Чуть позади, презрительно скривив губы, стояла Кастилья.

— Что вам нужно? — спросила Диана.

— Давно мы с тобой не спаривались, — сказал Чолас. Диана старалась не вспоминать тот случай, а когда она думала о происшедшем, то укоряла себя за минутную слабость. Но кто мог знать, что Чолас окажется таким занудой?

— Совершенно верно.

— Так давай проделаем это сегодня вечером, — предложил Чолас.

— Нет.

— Ты думаешь, что представляешь собой что-то ценное?

— А вы? Что вы собой представляете? Кастилья сжала кулаки и начала приближаться.

— Ходите всегда вдвоем как привязанные, — продолжила Диана. — Похоже, что вы не просто из одной сиб-группы, а любовники.

Слово «любовники» считалось в клане грубым оскорблением, поскольку любовь считалась болезнью, распространенной в самых низших кастах, в деревнях и рабочих поселках. Там любовь скрашивала пустоту и тягомотину дней, беспросветную нужду и никчемное скотское существование.

Для воина же любовь считалась явлением постыдным, а слово «любовники» служило синонимом «безмозглые». Называя любовниками членов одной сиб-группы, говорящий обычно намекал на то, что они не только удовлетворяют свои физиологические потребности, но и чувствуют друг к другу неестественную для воинов симпатию, и тем самым приравнивал их к вольнорожденным.

— Возьми эти слова обратно, — прошипел Чолас, но Диана отвернулась и пошла прочь. Чолас бросился за ней и, догнав, схватил за плечо. Он рывком повернул Диану и прокричал ей в лицо:

— Не смей так разговаривать со мной! Я...

— Если ты не спариваешься с Кастильей, значит, спариваешься сам с собой, — проговорила Диана.

— Нет! — заорал Чолас. — Я не делаю этого, такие вещи запрещены.

— Здесь есть многое из того, что запрещено, — сказала Диана. Она вытащила из-за пояса перчатки и протянула их Чоласу. — Возьми, они тебе пригодятся. Говорят, перчатки продлевают удовольствие.

— Да как ты смеешь говорить со мной таким тоном, вольнорожденная мерзавка! Чолас ударил Диану ребром ладони по лицу. Удар был неожиданным, и она, не удержавшись на ногах, упала. Чолас рванулся к ней и нанес еще несколько ударов. Диана защищалась и смогла пнуть Чоласа в пах. Заревев, молодой воин повалился на землю.