Нефритовый слоненок - [99]
Потом пошла дальше. Вывеска – «Трактир». Еще – «Букинист».
– Любые книги… всех стран и эпох! Без покупки не уйдете… – призывно улыбался маленький старичок, похожий на андерсеновского Оле-Лукойе.
Книг действительно было множество – глаза разбегались. Катя выбрала Бунина, Гоголя и Достоевского. Приказчик вызвался прислать домой с мальчишкой объемистые тома, но ей не хотелось расставаться с ними ни на минуту. Забрала сверток, а на улице почувствовала вдруг слабость, голова закружилась. «На первый раз достаточно», – подумала она и, махнув извозчику, вернулась в пансионат.
Два дня Катя только читала. Сначала взяла Гоголя. Отложила. Потянулась к Достоевскому. Книга словно сама раскрылась на нужной странице. Один абзац был отчерчен ногтем: «Неужели же и в самом деле есть какое-то химическое соединение человеческого духа с родной землей, что оторваться от нее ни за что нельзя, и хоть оторвешься, так все-таки назад вертишься».
Мистика какая-то… Не случайно же? Провидение? Но стоило поразмыслить, и все объяснилось довольно просто. Эмигранты же! Бывший обладатель книги, тоскуя по России, случайно наткнулся на показавшиеся вещими слова. Отметил их, возвращался к этой странице не раз в минуты уныния… И книга привычно открылась Кате. Кем был бывший хозяин книги? Отнес букинисту последнее, что связывало с родиной, лишь бы не умереть с голоду? Или все-таки умер, и чужие руки, удовлетворенные пусть скромным, но наследством, отнесли в скупку его последний скарб? Нет, это слишком грустно. Лучше думать, что он вернулся в Россию, а книги оставил, потому что там всегда их найдет, а деньги пригодятся в дорогу… И лишняя тяжесть…
Захотелось хоть что-то сделать для России. Может быть, помочь обездоленным, оказавшимся на чужбине? Но чем? Денег у них с Намароной – самая малость. Вот разве что узнать – должно ведь быть какое-нибудь общество или союз эмигрантов – и предложить свои услуги в работе? Решено. И она пошла искать людей, которые направляли бы стихийные благотворительные деяния наиболее обеспеченных и освоившихся в новой жизни русских.
Найти их оказалось несложным. Христианское общество размещалось в нарядном особняке. Швейцар равнодушно глянул на Катю и отвернулся. Но зато подошел подросток в кадетской форме. Прищелкнул каблуками, резко взмахнул головой, сообщил, что он дежурный, спросил, по какому она делу и как ее представить. Вежливый, корректный, красивый мальчик.
– Позвольте, я вас провожу.
Катя назвалась мадам Лесницкой, твердо решив не распространяться о перипетиях своей жизни. Начнутся охи-ахи, пересуды… Она ограничилась скупыми сведениями о муже и сыне, якобы оставшихся в Америке. Скоро приедут. Или она отправится к ним. Неважно. Важно, что она хочет быть полезной России.
– Конечно, милая, конечно, – ласково улыбалась княгиня Ольга. – Я так вас понимаю! Работы много, и мы вам очень рады. Вот в ближайшие дни организуем благотворительный бал, с тем чтобы передать вырученные от лотереи и распродажи деньги беднейшим. Стараемся поддержать их как можем. Поверите ли, некоторые опускаются до предела. Спиваются, гибнут. Всем не поможешь. И, хочу вас предупредить, не ждите благодарностей…
– Я не жду, – едва успела сказать Катя, но княгиня перебила:
– И правильно. Я все делаю потому, что так велит бог и моя совесть. Муж называет меня неисправимой альтруисткой. Я соглашаюсь, ну что поделаешь?.. В японскую войну я подарила фронту целый санитарный поезд. Ждала благодарностей? Отнюдь!
Катя вспомнила белоснежные вагоны. И верно: говорили, что поезд от княгини Ольги.
– Значит, это был ваш состав, – задумчиво проговорила Катя.
– Вы видели его? Это было чудо! Но как вы могли? Вы, наверное, были тогда совсем ребенком. Подумать только, уже пятнадцать лет прошло. Вы видели Ники? Моего сына? Он встретил вас внизу. Я назвала его в честь императора всея Руси. И сейчас особенно горжусь этим. Ну… вы, должно быть, сразу заметили его сходство с Николаем. Фамильное. Да-да… Так где вы видели мой поезд?
– Я проехала в нем от Петербурга до Харбина… Сестрой милосердия.
Княгиня легко вскочила с кресла.
– Не может быть! Ах, может, может… Значит, вы, как я, жаждете принести пользу России! Прекрасно, прекрасно… Нам нужны именно такие люди… К сожалению, Катенька, мне надо уходить, но мы увидимся завтра, и я введу вас в курс дела. А лучше всего – приходите ко мне домой. Вот адрес. Здесь недалеко. – Она протянула визитную карточку.
«Какая самоотверженная женщина», – подумала Катя, прощаясь. И уже подошла к дверям, когда раздался нетерпеливый стук.
Не дожидаясь разрешения, в комнату вошел светловолосый мужчина лет тридцати. Мелькнула непонятно откуда взявшаяся мысль, что ему пошло бы имя Вениамин.
– О, Вениамин! – воскликнула княгиня, и Катя, удивленная совпадением, остановилась. – Наконец-то вы выглядите вполне пристойно, – продолжала княгиня. – В таком виде вас даже можно представлять дамам. Катенька, это наш художник, Вениамин Осипович. Из диссидентов? Или из декадентов? Всегда путаю… Ну, в общем, из нигилистов.
– Ни то, ни другое, ни третье, – вежливо улыбнулся художник. – Я просто сам по себе.
