Нефритовый слоненок - [93]

– А ты стала слишком нервной… Я понимаю, что тебе жаль кузенов, отправленных на войну. А скорее всего, тебе жаль Хижняки. Потому, что при таком повороте революции в вашей усадьбе сделают школу или больницу. Но у тебя же есть Парускаван!

– Ну и Хижняки жаль немного. Я всегда знала, что где-то у меня есть самый родной кусочек земли. Совсем-совсем мой.

Она на миг запнулась.

– Знаешь… Наверное, я бы сама отдала Хижняки, если бы народ от этого стал счастливее.

– Во-первых, народ и спрашивать не будет – заберет, а во-вторых, что такое полумифические Хижняки за пять тысяч миль, когда у тебя есть прекрасный Парускаван. И тебе здесь неплохо живется, не так ли?

– Да. Даже слишком. Поэтому, как начинаю думать о том, что творится в России, сразу чувствую, что не вправе жить так беззаботно и спокойно.

– Накличешь беду на свою голову!.. Катрин, а все-таки ты скажи Вильсону, пусть назначит тебе что-нибудь успокаивающее. Нельзя же так…

Накликала.

Только беда налетела совсем не с той стороны, откуда ее ждали.

За все время, пока Катя жила в Сиаме, не случалось здесь такого ужасного наводнения, как в ноябре семнадцатого.

Вода стала прибывать под вечер, когда Ежика уже привезли из юношеского военного училища, где он только что начал заниматься. Ежик был переполнен впечатлениями о прошедшем дне, а его никто не хотел слушать, все суетились. Катя сказала:

– Не мешай никому, лучше посмотри, не остались ли где в саду или нижних комнатах твои игрушки. Смоет водой – не сыщешь.

Ежик занялся делом. Побежал с друзьями проверять лодки, помогать шоферу перегонять машины на взгорок рядом со зверинцем. Когда к ночи вода залила пол в вестибюле, Ежик начал хныкать, но ему сказали, что до него вода не доберется, а в крайнем случае – вон, под окном, лодка. Она будет подниматься вместе с водой, и Ежик сможет в любой момент перебраться в нее. А теперь надо спать. Но в детской он уснуть так и не смог, пришлось взять его в спальню на третий этаж. Кое-как провели ночь.

Утром, вместо того чтобы ехать в училище, Ежик с Катей поплыли на лодке по Парускавану к зверинцу. Катя была уверена, что вода до него не дойдет, но с каждой минутой надежда пропадала. Смотритель зверинца, малаец Лио, встретил ее бледный, с трясущимися губами, но сказал, твердо глядя в глаза:

– Что хотите делайте со мной, хозяйка, но тигра я убил. Он осатанел от ужаса, смог вырваться из клетки и представлял опасность для людей. Медведей пока отвел на горку. Вся мелкая живность разбежалась. Домой я успел забрать только павлинов и обезьян.

Было до слез жалко погибшего красавца Амура. Вода плескалась в клетках. Слон тоскливо переминался в загоне с ноги на ногу. Но ему пока угроза била меньшей. Лодка поплыла назад. Катя больше до конца наводнения не спускалась из спальни. А Ежик вдруг расхрабрился. При дневном свете было совсем не страшно. Рядом взрослые, которые всегда придут на помощь, если что случится, но зато сколько необычного. Можно заплывать в огромные окна столовой и выплывать через гостиную прямо в море, которым стала спортивная площадка. Можно выбраться на любимую мамину скалу над гротом и воображать себя Робинзоном. Да мало ли что еще! Намарона с шофером приплыли на моторной лодке из города и рассказали, что у многих смыло хижины, сколько утонуло, а кому развлечение: какие-то молодчики, горланя песни, катаются на лодках вокруг статуи короля Чулалонгкорна.

«Придется заменять дубовые панели в столовой, – озабоченно думала Катя, когда вода начала спадать, – и что там осталось от паркета?» Но если бы только это!.. Она, отправив Ежика в училище, вышла в сад посмотреть, что придется делать в первую очередь. Но когда увидела всю степень разрушения, заплакала еще раз.

Катя переходила от места, где неделю назад был прекрасный цветник, к месту, где раньше стояла резная беседочка у пруда с розовеющими лотосами, касалась рукой несуществующих голубых перил мостика над взбесившимся ручьем, и слезы не переставая струились по ее лицу. Хаос. Бурелом. Никакого следа от десяти лет кропотливого труда. Ее охватила такая слабость и опустошение, что она, ничего не видя перед собой, едва смогла добраться до постели и не поднималась несколько дней. Лек смотрел сочувственно. Ежик вечерами, ласкаясь, спрашивал, что ему для нее сделать. Вильсон приносил какие-то микстуры – бром, валерьянка, камфара – и, наконец, отчаявшись, заставил Катю выпить зелье, приготовленное по старинному местному рецепту, – бычья кровь, камфара, мед и опийное масло. Густая красная жидкость горько-сладким пламенем обожгла рот, но неприятный привкус быстро исчез. Катю охватило дремотное тепло; сон вместо кошмара принес отдых, и утром она спокойно, но с чуть гудящей головой ходила по дому.

А Лек, понимая, что жене непременно нужно сменить обстановку, просил короля отпустить его на месяц за границу вместе с Катрин. Но сам понимал, что это невозможно: Сиам уже находился в состоянии войны с Германией, и, хотя все фронты проходили за тысячи миль, он не мог покинуть свой пост. «Куда бы ты сама хотела поехать?» – спросил Лек жену, и Катя выбрала Шанхай – не очень далеко от Сиама, но в то же время ближе к России. По слухам, именно в этот огромный портовый город устремилась масса русских эмигрантов…