Неформат - [9]

Шрифт
Интервал

Её незавершённость… Он пытался разобраться: то ли это неудавшийся и оттого отвергнутый создателем набросок, то ли потерявшийся среди иных штрих, первая линия утраченного совершенства. Незавершённый портрет принцессы Чернобожья. И если это так, то завершить его — обрести бессмертие. Не здесь, но в ином. Взглянуть на Альфу Большого Пса. Зафиксировать мысль. Но первый ли это штрих или всё же неудавшийся набросок…

Подъездная дверь и должна была протяжно заскрипеть. Как же иначе. Прямо возле квартиры она обнаружила, что потеряла ключи. Как же иначе.

— Всё будет нормально.

На короткий звонок отозвалась мать. Филин спустился на несколько ступеней, прислонился к стене и закурил, даже не пытаясь вслушиваться в нервные перешёптывания, доносящиеся из-под крышки приоткрытого гроба, обитой дерматином, потёртым и порезанным снизу. Наконец голоса стихли. Она обернулась.

— Всё нормально.

Темнота прихожей. Снова её рука, ладонь, хрупкая и холодная. Всё же всякий человек, кем бы он ни был, какие бы шрамы ни оставляла на нём жизнь, какие бы пустоты ни вытравливала, — прежде всего, воспринимается живым человеком. Это главная, довлеющая над всем категория. У него бьётся сердце, он дышит, в нём что-то борется, что-то не сдаётся, он к чему-то стремится и отчего-то спасается… Плох он или хорош, но он жив. А в ней — зримое отсутствие. Словно это и не девушка вовсе, а напоминание о чём-то. Зримое отсутствие. Смотришь на неё и угадываешь, что она не человек, а лишь смутное продолжение чьей-то мысли… Даже запаха, той женской кислоты, сопутствующей суткам, проведённым без воды, даже этого была она лишена.

— Осторожно, здесь стул.

Свет. Небольшой платяной шкаф. Кровать, покрытая полосатым пледом. Подоконник, изрисованный фломастером. Занавески со злыми диснеевскими мышами. На стене плакат «Гражданской обороны» с автографом Летова. Карандашные отметки на косяке: «4 г.6 м. — 8 лет — День рождения! — 11 лет, 4 мес…» — всё-таки она была ребёнком. А может быть это тюремные сроки её несчастных ухажёров. Письменный стол — под стеклом фотографии Летова, Янки, Сида Вишеса и фантики от жвачки. На спинке стула школьная форма с белым передником, на котором, словно в издёвку над всей прожитой Филином жизнью, красным прострелом впечатался комсомольский значок.

Сисястая немка Ута терпеть не могла Москву. Точнее, она убеждала себя в этом. Кровавой зимой сорок первого года, при неудавшемся штурме этого ордынского логова, её дедушку, капрала Шрёдера, насмерть забили камнями озверевшие дети села Константиновка. Капрал не был нацистом. Он был мобилизованной жертвой гитлеровской пропаганды. Ута тоже не была нацисткой. Более того, она даже сожительствовала, правда недолго, с ассимилированным турком, владельцем очень небольшого, но очень экзотического секс-шопа с будоражащим фантазию названием «Под чадрой», расположенного в гамбургском квартале Красных фонарей. Потом они расстались, но отнюдь не по дискриминационным мотивам. Просто турок оказался пидарасом, и Ута ощущала с ним духовно-сексуальный дискомфорт. Подарив экстравагантному турку надувного мужика из ассортимента его же собственного магазина, она отправилась в Советский Союз, столицу которого — Москву — не переносила, в память о забитом дедушке. Хотя логичнее было бы обратить свою нерастраченную ненависть против населённого пункта Константиновка, что догнивает свой век в одиннадцати вёрстах от московской кольцевой автодороги. Но всё же ненавидеть нечто и без того ущербное и незначительное было бы в высшей степени антигуманно для продвинутой девушки-ди-джея. Её духовный пастырь Кастанеда призывал к ненасильственному слиянию со вселенской ненавистью путём её полного поглощения бездной освободившегося духа. Он же, Кастанеда, нажевавшийся корней тольтекской мудрости, советовал ей оставить для негативного выхлопа какую-нибудь область человеческой придури, относясь к этой области как к Контролируемой глупости. Ута углубилась в себя, но так и не смогла отыскать в сумерках своего внутреннего содержания ничего негативного. Продолжая поиски уже вовне, она наткнулась на старый фотоальбом, где и обнаружила подбитую желтью фотографическую карточку капрала Шрёдера, невесело улыбавшегося на фоне рубленой избы с надписью «медпу…». Оставшиеся буквы «н», «к» и «т» были закрыты обугленными пятками повешенного партизана. Ута взгрустнула, выкурила косячок и решила ненавидеть Москву, тем более, что мёртвые пятки ещё долго болтались перед её серо-голубыми глазами. Так она обуздала свою глупость.

Нелюбовь к названию города не имела никакого отношения к людям, населявшим его. Жители российской столицы, в определяющем большинстве, казались ей такими же уродами и мерзавцами, как и жители всех остальных городов и городишек, разбросанных по земной поверхности. И в этом смысле у неё было куда больше причин презирать население родного Гамбурга, например. А Теофания Германской Федерации вообще казалась ей прибежищем стяжателей в полицейских мундирах. Конечно, от советской полиции она тоже была не в восторге. Но всё же кровавая романтика русской государственности представлялась ей в образе такого лениво гадящего барабашки, в отличие от канцелярского чёрта германского рационализма. В России всё-таки убивали ЛЮДЕЙ, в то время как Запад, минуя всякие там душевные нюансы, давно уже приступил к насаждению железного благополучия для некой искусственно выведенной породы фаршированных толерантностью умроков. И Уту тянуло к людям. В Россию. В ненавистную Москву. В ракетно-заводское Тушино. На улицу Свободы. В сорок второй дом, что закрывал от мира забытую всеми пристань Захарково, покосившуюся на подгнивших деревянных сваях, из-под которых местная малолетняя шпана выуживала вымазанных мазутом раков. Осознавшие свою гастрономическую участь, раки напоминали ей проигравшихся на бирже брокеров. Добровольная ненависть лишь усиливала её ощущения. Россия была развлечением. А развлечения всегда усиливают видимость.


Еще от автора Андрей Владимирович Ханжин
23 камеры

«23 камеры» — не то книга воспоминаний, не то сборник автобиографических рассказов, не то пронизанные философией самопознания тексты, озаглавленные номерами камер, в которых довелось побывать Андрею Ханжину.Скорее всего это и то, и другое, и третье — воспоминания, рассказы, самопознание.


Подборка стихов А. Ханжина с предисловием А. Сомова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухарь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поэт

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дождливые дни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Говорит Вафин

Юрий Вафин – один из самых загадочных персонажей Рунета. Его каналы и соцсети привлекают десятки тысяч подписчиков, его цитируют и приглашают на интервью, его постов ждет огромная аудитория – но никто не знает, как он выглядит. Искрометная интеллектуальная сатира под маской дворового фольклора и автор, упорно сохраняющий инкогнито – вот рецепт успеха Вафина. Этак книга собрала лучшие тексты Юрия Вафина. По ней можно гадать, из нее можно черпать мудрость, ее можно цитировать. Невозможно лишь одно – остаться к ней равнодушным.


Возвращение в Ад, штат Техас

Много лет назад группа путешественников отправилась в «тур обреченных» в Ад, штат Техас. Вскоре после их судьбоносного путешествия город был обнаружен техасским полицейским-спецназовцем Гарреттом Паркером. За проявленный героизм, Гаррет был повышен до Техасского Рэйнджера. С того рокового дня прошло более десяти лет. Но что-то ужасное происходит снова.Сначала бесследно исчезали водители, а теперь из Эль-Пасо в рекордных количествах исчезают дети. Гарретт отправляется обратно в этот район для расследования.


Вырванные Cтраницы из Путевого Журнала

Был жаркий день в Вирджинии, во время Великой Депрессии, когда автобус сломался на пустынной лесной дороге. Пассажирам было сказанно, что ремонт продлится до завтра, так что… Что они будут делать сегодня вечером? Какая удача! Просто вниз по дороге, расположился передвижной карнавал! Последним человеком, вышедшим из автобуса, был писатель и экскурсант из Род-Айленда, человек по имени Говард Филлипс Лавкрафт…


История в стиле хип-хоп

Высокий молодой человек в очках шел по вагону и рекламировал свою книжку: — Я начинающий автор, только что свой первый роман опубликовал, «История в стиле хип-хоп». Вот, посмотрите, денег за это не возьму. Всего лишь посмотрите. Одним глазком. Вот увидите, эта книжка станет номером один в стране. А через год — номером один и в мире. Тем холодным февральским вечером 2003 года Джейкоб Хоуи, издательский директор «MTV Books», возвращался в метро с работы домой, в Бруклин. Обычно таких торговцев мистер Хоуи игнорировал, но очкарик его чем-то подкупил.


Фильм, книга, футболка

Два великих до неприличия актерских таланта.Модный до отвращения режиссер.Классный до тошноты сценарий.А КАКИЕ костюмы!А КАКИЕ пьянки!Голливуд?Черта с два! Современное «независимое кино» — в полной красе! КАКАЯ разница с «продажным», «коммерческим» кино? Поменьше денег… Побольше проблем…И жизнь — ПОВЕСЕЛЕЕ!


Настоящая книжка Фрэнка Заппы

Книга? Какая еще книга?Одна из причин всей затеи — распространение (на нескольких языках) идиотских книг якобы про гениального музыканта XX века Фрэнка Винсента Заппу (1940–1993).«Я подумал, — писал он, — что где-нибудь должна появиться хотя бы одна книга, в которой будет что-то настоящее. Только учтите, пожалуйста: данная книга не претендует на то, чтобы стать какой-нибудь «полной» изустной историей. Ее надлежит потреблять только в качестве легкого чтива».«Эта книга должна быть в каждом доме» — убеждена газета «Нью-Йорк пост».Поздравляем — теперь она есть и у вас.