Нефертити - [56]

— С вашего разрешения, ваше величество, мы начнём готовить тело нашего почившего властителя к погребению? — робко, заискивающе спросил Сирак, склоняя голову набок.

Юный фараон молча кивнул и протянул лекарю руку для поцелуя. Тот жадно прильнул к ней.

— Сколько вам потребуется времени, чтобы всё закончить? — отнимая руку, спросил новый властитель.

— Как обычно, месяца три, не меньше, ваше величество, такова сложность всей процедуры.

— Хорошо.

Телохранители отца вместе со своим начальником, невысоким, но мускулистым греком Криспом, почтительно склонились, готовые двинуться следом за новым самодержцем, но царственный отрок лёгким движением руки остановил слуг, как бы давая понять, что не нуждается в их услугах. Это был первый и весьма неожиданный шаг нового правителя. Он покинул спальню отца и не торопясь двинулся по открытой галерее, увитой виноградными лозами и выходившей в небольшой внутренний дворик с фонтаном и цветником, за которым ухаживали несколько садовников. Странная улыбка блуждала на его губах, лукавая, почти торжествующая, однако окрашенная неподдельной грустью. Дойдя до середины, он вдруг остановился, выглянул во двор, где снова шумно забил разноязыкий фонтан, поднимая в воздух целое облако радужных брызг, ибо зарядивший с угра дождь не только прекратился, но и тучи умчались неведомо куда, а на чистом, как слеза, небе опять запалило беспощадное солнце.

— Он что, колдун, этот иудей? — щурясь от яркого света, вполголоса пробормотал наследник. — Или боги на этот раз смилостивились и пожалели красавчика? Вот что я хотел бы знать.

Он хотел уже двинуться дальше, как перед ним неожиданно возник Крисп и тотчас упал на колени.

— Владыка! — воскликнул он. — Не прогоняй нас! Мы готовы служить тебе, не жалея живота своего, защищать тебя от любых врагов! Хочешь нас испытать — испытай! Я на твоих глазах готов выйти на поединок с самым диким слоном и растерзать его на части! Вот, потрогай мои мускулы!

Он выбросил обе руки и с силой напряг мышцы. Большие бугры, подобно двум шарам, вздулись под смуглой кожей. Аменхетеп потрогал их и уважительно кивнул головой.

— Я верю, — помедлив, сказал он. — Набери слуг своих сам, коих пожелаешь, и охраняй меня.

— Благодарю тебя, мой повелитель! — просияв радостью, вымолвил он. — Обещаю тебе: ни один волос без твоего желания не упадёт с твоей головы, и ни один враг не посмеет к тебе приблизиться!

Юный фараон улыбнулся: эти слова ему понравились.

13

Шуад сказал: «Тонкие пальцы умеют слышать».

Новый властитель, вернувшись в свои покои, застал перед дверьми нетерпеливо поджидающего его учителя. Жрец как обычно пришёл на занятия, которые начинались сразу после обеда, примерно в третьем часу дня. В древнем Египте сутки насчитывали двадцать четыре часа и делились ровно на две половины, ночную и дневную, каждая по двенадцать часов. С утра царевич занимался делами, вместе с отцом принимал доклады первых сановников и выносил решения. В начале второй половины суток он обедал, а потом продолжал учёбу с наставником. Ныне же время перевалило за четыре часа, и Шуад был явно недоволен такой задержкой.

Они занимались постоянно в небольшой учебной комнате, выходившей к бассейну, но на этот раз царевич пригласил наставника в тронный зал, где фараон принимал зарубежных послов, первых царедворцев и военачальников. Два пустующих тронных кресла стояли на небольшом возвышении у задней стены. Второй трон, чуть поменьше, для сына, Аменхетеп Третий приказал поставить четыре года назад, но поначалу царевич восседал на нём лишь по праздничным дням и когда фараон принимал заезжих купцов и посланников, дабы все видели и знали, кто наследует престол. Но два года назад, когда отца начали одолевать недуги, юный соправитель стал принимать участие во всех делах государя: в первые дни — только наблюдая за происходящим и высказывая изредка своё мнение, а позже и принимая самостоятельные решения, которые, конечно же, не всегда нравились родителю, и между ними волей-неволей возникли разногласия, споры и глухое, тайное соперничество, выводившее старого самодержца из себя. Но он сам захотел, чтобы наследник научился принимать решения, властвовать, и фараону это удалось.

— Расскажи мне, что происходит с нами, когда мы умираем, — остановившись рядом со своим креслом и не глядя на учителя, с грустью попросил наследник.

— Я намереваюсь вам об этом рассказать, но мы ещё не закончили нашу беседу о десяти главных заповедях государя, ваша милость, — вежливо напомнил жрец.

Он явно ещё не знал о смерти старого правителя и потому разговаривал со своим учеником без всякого пиетета.

— Я помню, — холодно ответил фараон. — Но сегодня я бы хотел поговорить об этом.

Шуад помолчал, не зная, на что решиться: то ли настоять на своём, как того требовали принципы обучения, то ли согласиться с просьбой сиятельного ученика.

— Хорошо, — примирительно улыбнулся жрец. — Поговорим о том, что происходит после того, как останавливается наше сердце. Смерть — это одинокое путешествие в ночи в царство мёртвых, как сказал поэт, это мирра, это напиток богов и, конечно же, продолжение жизни, только там нет мучений и тех земных страданий, которые мы терпим, изнашивая телесную оболочку. Чем ближе час избавления от земной юдоли, тем отчётливее человек понимает, сколь она тягостна: болит то тут, то там — не тело, а скопище разных болячек. И каждый мечтает от них поскорее избавиться. Только глупец держится за земной тлен. Люди к тому же трусливы. Они обычно рассуждают так: туг плохо, ужасно, но есть лепёшка, лук, кусок мяса и стакан терпкого вина по праздникам, а там, говорят, этого не будет. Но там, — наставник блаженно закатил глаза и облизнулся, — там сад радости, там нет этих гнусных запахов, вони от выгребных ям, мерзкого пота и тухлой рыбы, гниющей на берегу. Там то, что мы никак не можем обрести здесь. Там счастливые видения, которые повергают нас в трепетную дрожь вдохновения, там...