Нефертари. Царица египетская - [11]

— Ведь каждая страна присылает свои дары. Что еще такое есть у хеттов, что нам нужно?

В воздухе висели крики торговцев, топот изнуренных морским путешествием коней, которые, скользя копытами, спускались по мосткам. Мы пробирались в сутолоке между тюками — к коням. Аша погладил иссиня-черную кобылу, но служитель сердито одернул его на языке хеттов.

— Ты говоришь с лучшим другом фараона Рамсеса, — резко сказала я на том же языке. — Он пришел проверить подарки.

— Ты знаешь наш язык? — удивился торговец.

Я кивнула.

— Да. А это Аша, будущий начальник царских колесничих.

Хетт прищурился, пытаясь понять, можно ли мне верить. Наконец с важным видом кивнул.

— Хорошо. Попроси его отвести коней в конюшни фараона.

Я во весь рот улыбнулась Аше.

— Что такое? Что он сказал?

— Просит отвести коней в конюшни фараона.

— Я? — воскликнул Аша. — Нет! Скажи…

Я улыбнулась купцу.

— Он будет счастлив доставить подарок хеттов фараону.

Аша уставился на меня.

— Ты сказала, что я не поведу?

— Нет, конечно! Великое дело — отвести несколько лошадей.

— А как я объясню, почему я этим занят? — закричал Аша.

Я посмотрела на него.

— Ты шел во дворец. Тебя попросили заняться конями, потому что ты в них разбираешься. — Я повернулась к хетту. — Прежде чем отводить коней, мы должны взглянуть на другие подарки.

— О чем ты с ним говоришь?

— Аша, положись на меня. Иногда ты слишком осторожен.

Хетт нахмурился, Аша затаил дыхание, а я послала хетту самый нетерпеливый взгляд. Он тяжело вздохнул и повел нас через весь причал, мимо покрытых удивительнейшей резьбой ларцов слоновой кости, в которых привезли корицу и мирру, стоившие целое состояние. Сильный аромат пряностей смешивался с запахом речного ила. Аша указал вперед, на длинный обитый кожей сундук.

— Спроси его, что там.

Переводить не потребовалось: старик тут же склонился над сундуком. Три длинные седые косы упали на плечо, и хетт, тряхнув головой, перебросил их за спину. Из сундука он извлек сверкающий меч.

— Железо! — шепнула я.

Аша взялся за рукоять и повернул длинный клинок, на котором сверкнуло летнее солнце, как на мече Рамсеса, когда он показывал нам его на балконе.

— И сколько тут мечей? — Аша сопроводил слова жестом.

Торговец, видно, понял, потому что ответил:

— Два — по одному для старшего и младшего фараона.

Я перевела ответ, и Аша вернул меч на место. Мне же на глаза попалась пара эбеновых весел.

— А это для чего?

Старик впервые улыбнулся.

— Это самому фараону Рамсесу — для свадебной церемонии.

Узкие весла были вырезаны в виде утиных головок, и старик погладил дерево, словно птичьи перья.

— Фараон будет ими грести, когда поплывет за лодкой невесты, и все придворные поплывут за ним в своих лодках.

Я представила себе, как Рамсес гребет, догоняя лодку Исет. Темные волосы невесты убраны сверкающими на солнце лазуритовыми бусинками. Мне и Аше придется плыть позади, и нельзя будет ни окликнуть Рамсеса, ни дернуть за волосы. Быть может, если бы во время коронации я не вела себя, как дитя, то на свадебной церемонии оказалась бы в самой первой лодке. И это ко мне он повернулся бы позже, ночью, и со мной говорил бы о событиях минувшего дня, и смеялся бы заразительным смехом…

В молчании я проводила Ашу до конюшен; вечером, когда Мерит велела мне сменить короткую тунику на праздничное одеяние, я не ворчала. Я покорно дала ей надеть мне на шею серебряное ожерелье и неподвижно сидела, пока она натирала мне щеки миртовым маслом.

— Отчего это ты вдруг такая послушная? — подозрительно спросила Мерит.

Я покраснела.

— Разве я не всегда такая?

Мерит вздернула подборок, и ее пеликаний мешок вытянулся.

— Собака делает, что велит хозяин. А ты всегда слушаешь меня, точно кошка.

Мы обе посмотрели на Тефера, который развалился на постели, — своевольный зверек дернул ушами, словно понял, что Мерит упомянула его.

— Фараон Рамсес теперь взрослый, и ты тоже решила повзрослеть? — не унималась Мерит.

— Возможно.

Когда пришло время собраться к обеду в Большом зале, я села на свое место возле помоста и видела, как Рамсес смотрит на Исет. Через десять дней она станет его женой. Неужели он совсем обо мне забудет?

Фараон Сети встал с трона и поднял руку. В зале воцарилась тишина.

— Не послушать ли нам музыку? — громко спросил он.

Царица Туйя кивнула, но подниматься не стала. Ее лоб по обыкновению покрывала испарина. И как только такая тучная женщина выносит фиванскую жару? Слуги так размахивали опахалами, что даже к столам у помоста доносился запах ее благовоний — лаванды и лотоса.

— А что скажет будущая повелительница Египта? — спросила царица, и все придворные посмотрели на Исет, которая изящно поднялась со своего места.

— Как пожелает царица.

Исет грациозно поклонилась, медленно пересекла зал и приблизилась к стоящей у помоста арфе. Рамсес улыбнулся. Исет уселась перед инструментом, прижала к груди резную деревянную раму арфы, и по залу полетели нежные звуки. Кто-то из сидевших позади меня сановников пробормотал:

— Прекрасно. Какое чудо!

— Ты про музыку или про исполнительницу? — уточнил Анемро.

Остальные захихикали.

Накануне свадьбы Рамсеса и Исет остальные ученики отправились домой, а наставник Пасер отозвал меня в сторонку. Он стоял посреди комнаты, окруженный корзинами с папирусами и тростниковыми палочками. В мягком вечернем свете я вдруг поняла, что он гораздо моложе, чем мне всегда казалось. Темные волосы были заплетены не так туго, как обычно, и глядел он добродушнее. Пасер указал на кресло, стоявшее напротив него, но не успел произнести ни слова, как глаза у меня затуманились от слез, до того мне стало стыдно.