Неестественные причины. Записки судмедэксперта: громкие убийства, ужасающие теракты и запутанные дела - [10]

Я поплелся к лестнице. Горел свет. Свет в доме рано утром. И голоса. Они говорили не так, как обычно говорят днем. Это были приглушенные голоса, которые обычно можно услышать в ночное время. Интонации были странными: в них прослеживались нотки тревоги, которые я тогда не распознал. Украдкой я вернулся в кровать. Лежал в ожидании. Переживал. Что-то случилось, и вскоре кто-нибудь непременно мне все объяснит.

Наконец вошел отец. Он плакал – это было ужасающе. Мы уставились на него – Роберт щурился спросонья. Наш отец сказал: «Ваша мать была удивительной женщиной».

Мне, в мои девять лет, было не уловить скрытого смысла его слов. Роберту пришлось мне объяснить, что означало употребленное им прошедшее время, что про нашу маму теперь можно говорить лишь в прошедшем времени. Потому что она умерла.

В итоге я узнал, что отец с сестрой предыдущим вечером пошли, как обычно, навестить ее в больницу Ройал Бромптон. Ей все еще было плохо, однако хуже ей, казалось, тоже не стало. Пожелав ей спокойной ночи, они собрались было уходить, как вдруг медсестра отозвала их в сторонку и сказала: «Вы же понимаете, насколько она больна? Боюсь, миссис Шеперд не переживет эту ночь».

Эта новость стала потрясением – до сих пор никто и не задумывался, что она может умереть. Когда мысль о такой возможности и приходила в голову моему отцу либо его предупреждали о ней врачи, он убеждал себя, что этого не случится. В больнице ей должны были помочь. Ее навещали родные. Вот как все было. Никто не ожидал, что наступит конец.

На самом деле ее болезнь была в терминальной стадии. У нее была сердечная недостаточность, и теперь на ее фоне развилась бронхопневмония, болезнь, которую частенько называют другом стариков, так как она избавляет больных от их страданий. Ей было не под силу справиться с пневмонией, хотя теперь появились антибиотики, которые могли справиться с этой инфекцией. Если бы только пенициллин изобрели раньше, чтобы не дать ревматической инфекции повредить ее сердце в детстве.

Годы спустя, когда я учился на медицинском, мой отец достал из специального ящика отчет о ее вскрытии и с мрачным видом попросил объяснить, что в нем написано. Я объяснил ему, что в результате реакции на ревматическую лихорадку в детстве ее организм начал выделять в кровь специальные вещества, призванные убить бактерии. Проблема была в том, что эти вещества атаковали не только инфекцию, но и ее собственные ткани – в данном случае, как это часто бывает, пострадал митральный клапан ее сердца. Этот клапан, контролирующий поток крови через левую половину сердца, покрылся рубцами и открывался лишь частично. Каждый раз, когда маму клали в больницу на операцию на открытом сердце, хирург, по сути, просовывал через клапан палец, чтобы раскрыть его створки. Благодаря этому они начинали открываться более свободно, и кровоток между левым предсердием и левым желудочком восстанавливался. Ну или во всяком случае улучшался на некоторое время.

КОГДА Я УЧИЛСЯ НА МЕДИЦИНСКОМ, МОЙ ОТЕЦ ДОСТАЛ ИЗ ЯЩИКА ОТЧЕТ О ВСКРЫТИИ МАМЫ И С МРАЧНЫМ ВИДОМ ПОПРОСИЛ ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО В НЕМ НАПИСАНО.

Вот почему она так часто попадала в больницу в изможденном состоянии и возвращалась оттуда с новыми силами. Только каждый раз состояние ее улучшалось все меньше и меньше.

Это были первые операции на открытом сердце, новаторство в медицине той эпохи, однако выигрывать битву против неподатливого сердечного клапана, который организм пациента был решительно настроен уничтожить, было попросту невозможно. И действительно, когда я через десять лет поступил на медицинский, от подобного лечения уже отказались. Теперь ей могли бы поставить новый, искусственный сердечный клапан, благодаря которому она бы выжила и еще многие годы могла жить активной жизнью.

Я пришел в гости к своему другу Джону, живущему по соседству с нами. Была суббота, и вся семья была в сборе. Его мама тепло меня приняла, а на глазах у нее наворачивались слезы. Мы смотрели вместе с другом мультфильмы, но даже когда там происходило что-то смешное, мне казалось, что я не должен смеяться.

Все продолжилось вскоре после этого, когда я вернулся домой из школы: приехала вся родня, и вокруг было много цветов. Позже я догадался, что так проходили похороны. Никому и в голову не пришло, что мне лучше уйти. Когда я вошел, все смотрели на меня с состраданием. Что именно они ожидали, чтобы я сделал, сказал? Я ничего не почувствовал. Наверное, глубоко внутри меня представление о смерти все еще полностью не сложилось. Моя мама так часто пропадала раньше, и при этом всегда возвращалась. Возможно, несмотря на происходящее, подсознательно я все еще верил, что она вернется и в этот раз.

Оглядываясь назад, на ранние годы своей жизни, я нахожу мало воспоминаний о своей матери и совершенно ничего к ней не чувствую. Была ли причина в том, что она так часто пропадала в больнице, а если и была дома, ее присутствия я странным образом почти не ощущал? Как так получилось, что я столько всего помню с тех времен про свою бабушку, своего брата, сестру, отца, тетю… однако там, где должна быть она, сплошная пустота? Причем, полагаю, так всегда и будет.