Недремлющий глаз бога Ра - [8]

И хорошо — сердце красавца следовало бы уподобить не майскому ветру, а курсу доллара: во время проверки паспортов он забыл о Миле и приклеился к симпатичной пограничнице, которой обещал писать ежедневно, умолял ждать и не встречаться с другими во время его отсутствия.

Я же, за время его отсутствия, успел отвыкнуть от повышенного сочувствия окружающих: мне казалось, что на каком-нибудь этапе досмотра нас заберут.

Не забрали. Зачли, что почти вся наличная валюта была добровольно оставлена внутри страны.

— Знаешь, мне надо попрактиковаться в английском! — заявил Веник, когда мы, в раздумье, расположились неподалеку от стойки бара. — И ты, как матерый отличник, обязан помочь. Разумеется, меня не интересуют всякие модальные глаголы, а только суть. Дословно! Например, как сказать "кусок дерьма"?

— Piece of shit. А почему ты именно с дерьма начинаешь? Готовишься к трудностям походной жизни?

— Нет, просто в западных странах все остальные эмоции можно передать с помощью кредитной карточки.

— Значит, моя помощь больше не нужна?

— Ну, хотелось бы запомнить несколько идиом, подчеркивающих высокое положение говорящего. Скажем, как обратиться к вождю дикого племени, чтобы он проникся?

Я припомнил краткий курс молодого бойца:

— Эй ты, дебил, скачи сюда!

— Будете что-нибудь заказывать? — угодливо посуетился бармен, по одежде и утомленному виду принявший нас за профессиональных уголовников.

Веник отрицательно мотнул головой.

— По-русски я и сам знаю! Ты на английский переведи.

— Если вождь дикий, то зачем? Всё равно не поймет.

Он хотел возразить, но тут объявили начало посадки, и жизнь вынудила нас заняться более существенными делами.

Имей в виду, полиглот, дозаправка в воздухе — за счет авиации! — тоном бывалого путешественника предупредил Веник и засунул в карман коробочку бесплатных спичек. — Пора начинать жить по средствам.

Глава четвертая

Теория далеко не всегда подтверждается практикой — поживиться за счет авиации удалось лишь апельсиновым соком.

Долговязая стюардесса упорно не хотела понимать английский язык, причем ни в моем, ни в его вариантах. Перейдя на язык жестов, отчаявшийся Веник так самоотверженно щелкал по небритому горлу, что чуть не повредил кадык, и всё же превращения воды в вино не добился.

— Так, переходим к передаче мыслей на расстоянии! — скомандовал начальник экспедиции, застигнутый похмельем врасплох. — Ты смотри ей в затылок, точно под хвост, и транслируй насчет двойного виски, а я буду синхронно посылать эту же мысль в точку «зен-ши-цу» на позвоночнике.

— На каком языке транслировать?

— Безразлично — при телепатии распространяются не словоформы, а чистые идеи. В одной китайской книге описан случай, когда гуру мысленно заставил других монахов обосраться. Какие, по-твоему, слова он мог использовать?

— Да уж, — вынужденно согласился я.

Мы согласованно уставились ей в спину, причем, проследив за взглядом партнера, я определил местонахождение точки «зен-ши-цу». Оказывается, она располагалась в самом низу позвоночного столба.

И всё равно не подействовало!

— Маху дали, надо было на "Air France" добираться! Француженки не такие замороженные, как англичанки, — огорченно сказал Веник, обследовав обе половинки гипночуствительного места.

— Логично! — поддержал я. — И садиться нужно было не в хвосте, а возле кабины. Там и просторней, и безопасней.

— Ладно, скажи другое: как будет "умереть скоропостижной смертью"?

— To die in one's boots. Но если ты хочешь вызвать сочувствие, то используй выражение "to die in childbed", что означает "умереть от родов".

Вооруженный знаниями, он отправился исследовать салон первого класса и вернулся минут через тридцать в сопровождении трехстворчатого и двухэтажного громилы, одетого в шикарный, но почему-то легкий летний костюм.

Следом, под управлением безупречного стюарда, ехал громоздкий сервировочный столик с бесчисленным количеством закусок и напитков.

Громила оказался соотечественником и, вдобавок, свободно мыслящим человеком. Как мне показалось, отсидел он не меньше десяти лет, потому что знал наизусть "Евгения Онегина", цитировал Достоевского и, наверное, был бы полным совершенством, если бы книги в тюремной библиотеке подбирались системно.

Сейчас он летел в Англию охотиться на акул и спорил с Веником, утверждавшим, что в британских водах они не водятся.

Меня собирались избрать третейским судьёй, однако я уклонился, сказав, что мой главный эксперт по рыбам остался в Москве.

Саша Тверской, как звали нашего спасителя, взгрустнул и пообещал по возвращению оторвать чьи-то репродуктивные органы. Но, когда я предложил выпить за акул английского империализма, его настроение улучшилось.

И он заложил ногу за ногу, чудом не выпихнув сидящего впереди джентльмена.

В результате Сашиных манипуляций на свет появился плетеный из полосок крокодиловой кожи туфель, на постройку которого ушел, по-видимому, средних размеров аллигатор.

— Сам добывал? — уважительно спросил я, глядя на его ногу.

— Что? Шкары что ли? — уточнил он и слегка подтянул штанину.

— Нет, крокодила для туфель, — я не знал, что такое «шкары», но спрашивать постеснялся.