Недостреленный - [7]

…Я лежал на спине, в кровати. Утомленная Лиза спала, доверчиво прижавшись ко мне и положив голову мне на плечо. Моя рука, обхватив её, лежала на её обнаженной спине. Я смотрел на неё и тихо улыбался, какая она искренняя и нежная, пусть и худенькая, а её не очень большая грудь с аккуратным соском легко умещалась в моей ладони, но она такая красивая. Я повернул голову и легонько, чтобы не разбудить, поцеловал Лизу в волосы. "Это слишком хорошо, чтобы быть в реальности", — подумал я. Если это всё же сон, я буду долго его вспоминать. С этими мыслями я и заснул…

……………..

Я находился в своей комнате. У стены большая голографическая компьютерная панель, подаренная детьми, письменный стол. Рядом шкаф со стеклянными дверцами с некоторыми бумажными книгами за ними. За стеклом обычные бумажные фотографии, вот жена, дети, вот на старых фото они маленькие, а вот и повзрослевшие, вот со внуками. Я смотрел на них, вспоминал какие-то забавные или милые случаи. На душе было светло и немного грустно. Лица моих близких на фотографиях стали расплываться и удаляться, и комната потеряла четкость…

……………..

Проснулся и увидел перед глазами в темноте высокий потолок комнаты. Из узкого окна падал лунный свет. Рядом еле слышно было легкое дыхание, Лиза спала, повернув ко мне лицо, подложив под голову ладонь и чему-то улыбаясь во сне трогательной улыбкой. Я был еще охвачен после сна – или это сон во сне? — чувством легкой печали. Я люблю своих родных, а сейчас мне показалось, что я уже их больше не увижу, во всяком случае, в этом мире, и мне было грустно. Кто там говорил, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой? Вот тебе и правда – я, выходит, по-настоящему в этой реальности. Оторван от своих родных, от своего привычного мира. И, как мне кажется, навсегда. Хотя с одной стороны, это может быть и замечательно – получить после старости еще одну молодую жизнь. Сколько мне сейчас? Навряд ли больше тридцати. И жизнь моя еще раз может быть молодой, здоровой, энергичной… Но, есть риск, что недолгой. Петроград, восемнадцатый год. Что мне помнится об этом времени? В этом году в Петрограде начнет усиливаться голод. Через год станет совсем плохо в городе, живущем только на привозе большого количества продуктов из остальной части России. Даже при введенной еще до революции карточной системе будут снижаться нормы выдачи, в Петрограде будут есть картофельные очистки, овес, воблу, хлеб с опилками и травой. Вместе с голодом продовольственным в столице уже начинается голод топливный. Сейчас разбирают деревянные дома, а затем будут жечь мебель, выламывать и сжигать паркет, у кого он есть, будут топить даже книгами. Ходить будут в обносках, потому что мало-мальски ценные вещи на черном рынке будут вымениваться на еду. Будут выживать за счет общественных столовых. в которых будут давать горячую воду с плавающими в ней кусочками капусты. Будет расцвет преступности и грабежей. В условиях антисанитарии будет накапливаться грязь, увеличение заболеваний. ухудшение медицинской помощи. Только в одном восемнадцатом году в городе одна за другой будут три тяжелейших эпидемии: тифа, холеры и испанки. Мне стало попросту страшно. Что я могу здесь, в непривычном для себя мире, без местной профессии, без своего места в здешней жизни? Кроме всего, меня запросто могут мобилизовать на фронт, Гражданская война до двадцатого года будет. Так что брошен я сюда такой молодой, выплывай и выживай, один, как сможешь. Да нет, не один. Я перевел взгляд на Лизу, которая сейчас спокойно спала и не могла знать, какие испытания предстоят всем здесь живущим.

В этот момент я и понял, что я уже не один. Как сказал один летчик и писатель, "мы в ответе за тех, кого приручили". И я уже не смогу оставить Лизу одну. Наше расставание легко могло произойти сразу после её избавления от грабителей, если бы она дальше не захотела принять помощь. Я мог и уйти, проводив её до дома, и идти своим путем. Но сейчас мы уже далеко прошли вместе по нашей общей дороге. Вот и ответ на древний вопрос "Кто был ближний?" Проявивший милость и оказавший помощь другому. Я избавил её от нападения, она приютила меня, дала возможность вымыться и накормила. Мы доверились друг другу, и Лиза стала более близким человеком. Встретились два одиночества в этом мире и потянулись одно к другому. И каждый из нас теперь не один, у нас есть кто-то ближний, дорогой человек. И есть кому оказать помощь, от кого принять её, кому доверять и с кем легче идти по нашей теперь общей жизни. И как прекрасно, что мы понравились друг другу, какая это огромная радость.

Приняв решение выживать, или все же оптимистично, строить нашу с Лизой жизнь вместе, я подумал о том, что пока не представляю – как. Убежать из разрушенной и охваченной войной страны, взять Лизу в охапку и уезжать? На какие деньги, куда и как? На западе фронт, в Финляндии сейчас разгорелась гражданская война финской красной гвардии с белофиннами, красных с помощью немцев задавят, а потом террор и лагеря. Долгая поездка через всю страну в порт Владивостока, так скоро будет мятеж чехословацкого корпуса, и восток России будет охвачен войной, а во Владивостоке начнется интервенция. Вспомнилось, однако, что и бежать в поисках сытой и безопасной жизни, в общем-то, некуда. Европа тоже разорена войной, в Германии голодные бунты. Будет небольшое улучшение в двадцатых годах, но потом Великая Депрессия ударит по большинству стран. В США будут голодные смерти и затяжной кризис. А потом Вторая мировая война. Да и, с другой стороны, кто мы там будем, в другой стране, чужаки и мигранты? У них свои будут бедствовать, а уж мы тем более. На чужбине и выживать трудней, и страна не родная, и "своих" там вокруг не будет.