Недолгое правление Пипина IV - [7]

консервативные радикалы

радикальные консерваторы,

роялисты,

правые центристы,

левые центристы,

христианские атеисты,

христианские христиане,

христианские коммунисты,

протокоммунисты,

неокоммунисты,

социалисты

и просто коммунисты.

Коммунисты распадались на

сталинистов,

троцкистов,

хрущевников

и булганианцев.

Борьба бушевала три дня. Лидеры спали тут же, в большом бальном зале на парчовых кушетках, и подкрепляли силы хлебом, сыром и алжирским вином — дары мсье президента. Зал представлял собой арену суматошной деятельности. В бальном зале Елисейского дворца зеркалами отделаны не только все стены, но и потолок, отчего казалось, будто в зале не сорок два лидера партий, а буквально тысячи. Каждый поднятый кулак превращался в пятьдесят кулаков, а твердая зеркальная поверхность отбрасывала удесятеренное эхо, создавая впечатление толпы.

Мсье Рюморг, бывший премьер-министр и глава протокоммунистов, покинул собрание и отправился в Жуан ле Пэн, так как получил телеграмму от мадам Рюморг, извещавшую его, что польско-китайская свиноматка по имени Забота опоросилась.

По прошествии семи дней участники конференции не пришли ни к какому соглашению. Президент Сонет предоставил в распоряжение делегатов дворцовую ванну, но отказался взять на себя заботу о постельном белье.

Серьезность создавшегося тупикового положения нашла в конце концов отражение в парижской прессе. Юмористический еженедельник «Аллигатор» предложил закрепить эту ситуацию, ибо как только партийные лидеры выбыли из обращения, в стране исчезла угроза национального кризиса.

Несущественные, даже легковесные причины нередко приводят к важным историческим решениям. Когда дело пошло на вторую неделю, лидеры более крупных политический партий обнаружили, что голоса у них, постепенно превратившись из громких в резкие, а затем в хриплые, теперь и вовсе пропали.

И тут-то взяла слово сплоченная группа глав роялистских партий. Не имея никакой надежды войти в новое правительство, они до сих пор воздерживались от речей и таким образом сохранили голос. После восьмидневного беспорядка и шума спокойствие роялистов произвело впечатление взрыва. Граф де Террфранк вышел на кафедру и заговорил, не обращая внимая на страстный шепот радикального консерватора мсье Трифле.

Мсье граф ясным громким голосом объявил, что роялистская группировка объединила свои силы. Сам он, сказал граф, невзирая на свою изначальную и неизменную преданность Меровингам (откуда и проистекает его фамилия), согласился присоединиться к сторонникам Бурбонов не от недостатка любви и уважения к великой родовой традиции, а потому что у Меровингов нет прямого и безусловного продолжателя династии. Далее он предоставил слово герцогу де Труафронт, чье предложение, сказал он, бесспорно получит поддержку не только других роялистских группировок, но и благородного и умного французского народа.

Герцог де Труафронт, которого в обычных обстоятельствах избавляли от публичных выступлений по причине расщепленного нёба или волчьей пасти — главной фамильной черты, передававшейся из поколения в поколение, — вышел на трибуну и ухитрился быть не просто услышанным, но и понятым.

Франция, сказал он, стоит на распутье. Под изорванным флагом неумытых, жадных и неумелых Франция утратила свою главенствующую роль и превратилась в ожесточенную склочную третьестепенную державу, малодушную провинцию, безуспешно пытающуюся лизать сапоги, с одной стороны, Англии и Соединенным Штатам, а с другой — красным комиссарам.

Мсье герцог до того был изумлен тем, как ему удалось все так внятно произнести, что сел на место. Пришлось напомнить ему, что он еще не дошел до главного. Тогда он снова любезно взошел на кафедру и предложил, можно даже сказать, повелел восстановить монархию, чтобы Франция поднялась как феникс из пепла Республики и озарила светом мир. К концу речи он расплакался и покинул зал. В воротах дворца он выкрикнул, обращаясь к республиканским гвардейцам: «Я провалился! Провалился!» Хотя, как всем известно теперь, никакого провала не произошло.

Воззвание герцога де Труафронт произвело на лидеров столь ошеломляющее впечатление, что они замолчали. Их словно сковало изнутри морозом. И лишь постепенно они принялись перешептываться. Они стали собираться кучками и тихо совещаться, по временам опасливо озираясь.

Мсье Деклош, фактический лидер блока коммунистов, хотя и занимавший скромное место консультанта по культуре, кажется, первым осознал все осложнения, вытекавшие из проекта де Труафронта. По его команде группировка коммунистов покинула бальный зал и собралась в президентской ванной. Но тут возникли сложности с этикетом. Должностных лиц было двое и мест тоже два. С одной стороны, мсье Дупье был, как-никак, секретарь партии, зато консультант по культуре Деклош фактически ею руководил. Возник вопрос — что важнее, стульчак или биде. Обсуждение этого каверзного вопроса продолжалось бы до бесконечности, если бы мсье Гюстав Армони не бросился самоотверженно в прорыв. Конечно, заявил он, коммунистическая партия это коммунистическая партия, но ведь и Франция это Франция.