Неделя ущербной луны - [15]

Он подождал, пока на том конце положат трубку. Слез с подоконника, вытер тыльной стороной ладони лоб.

— Я ж говорю, что духотища, — тихо сказал Павел, забывший на время о своих цифрах. — Мне всю поясницу разломило, хотя вот и скажи, что молодой… Радио обещало ненастье на всю неделю.

— Ты слышал? — со сдержанным сарказмом, сменившим минутную растерянность, кивнул ему Лилявский на телефон. — Я ей говорю, буровиков завозить надо, а она меня про тебя спрашивает — сколько, мол, Тихомиров набурить успел… — Пришедший в себя, он опять был ироничен и бросал быстрые насмешливые взгляды то на Лизу и заигрывающего с ней техника Вихрова, то на геолога и музыканта, копавшихся в мешочках с образцами. Это просто удача, говорил он себе в эти минуты, что не напоролся на начэкса, от того держись подальше, тому и по телефону соврать не удастся. — Да, а Чекунов-то где? — вдруг спохватился Роман, как бы впервые заметив отсутствие мастера ручников. — Я говорю, где капитан?

— Так на участке, где же еще.

— Как… на участке?

— А так. Сели в лопатниковский «газон» и уехали. Праздники же кончились. Надо работать.

— Но он же не знает, на какое место ставить треногу. Он что, в Паньшино, возле столовой забурился?!

— А ты на меня, Роман Николаич, особенно-то не повышай голоса, — тоже совсем справляясь с собой, сказал Пашка и придвинул к себе арифмометр. — Вынести точку заложения скважины — это забота инженера, начальника съемки, а не моя. От что я скажу тебе.

Новый инженер, глазами как бы прося извинения за вмешательство, вдруг поинтересовался:

— Мне говорили, что крупномасштабной съемки на Чоусме еще не было. А бурение уже ведется. Не может ли потом оказаться, что в иных местах скважины были и не нужны?

Он уже спрашивал — как утверждал. И Лилявский уловил это сразу.

— Наверное, может, — пожав плечами, будто это было само собой разумеющееся, сказал Лилявский, как ответил бы — он не сомневался — и этот инженер. — Но иного выхода нет.

— Почему?

— В пойме полно воды, — не просто терпеливо, но доброжелательно говорил начальник отряда, — съемку вести бессмысленно.

— Что же мы будем делать? — улыбнулся Андрей. Лицо у него еще не отошедшее, но уже нет в нем вчерашней землистости. Гладко выбрит и в свежей рубашке, ежастые волосы будто устали голосовать, поулеглись, и прическа получилась даже фасонистой.

— Ну-у!.. Пока туда-сюда, съездим вот на рекогносцировку, потом перебазируемся, сходим в учебный маршрут, как и положено при новом составе партии и на новом планшете… а там и воды поубавится. — Роман улыбался тоже.

— Вот бы и подождать недельку с бурением. Что толку все равно в этих скважинах.

— Толку? Не скажи-ите… Это вы по его документации, — насмешливо кивнул Роман в сторону Славки, — сделали такой вывод? — Он легко засмеялся, и техник Вихров, на удивление, тотчас поддержал этот смех и раскатился тем дробным хихиканьем, которое говорит, что человек не только не обиделся — он, напротив, смеется сам над собой, потому что это просто смешно, и не более того. — Собственно говоря, — продолжал Роман, — я потому и не заставлял его делать описание образцов, что сам хотел подзаняться этим. Главное — точно проставить интервал отбора пробы. А уж описать породы и составить затем геологический разрез, сами понимаете, одно удовольствие… Так что всесторонний анализ этих скважин еще только предстоит сделать.

Костя-музыкант выудил грязно-слипшуюся этикетку из последнего мешочка и, разложив образцы прямо на полу в соответствии с обозначениями глубин, напряженно уставился на Званцева — ждал, что тот ответит начальнику отряда, так ловко, на глазах у всех, вышедшему сухим из воды. Костя не знал еще, как это объяснить, но сторону нового геолога он принял безоговорочно, хотя и Лилявский был для него тоже новым человеком.

— Тут вот еще что, — как бы подсказал он Андрею, — приказ о снятии станка ручного бурения, кажется, уже получен. На доске объявления его нет, но когда мы со Славкой переставляли стол в коттедже у Евгения Ивановича, я его видел… — Костя смутился. — Совершенно случайно обратил внимание, потому что Уваркин был расстроен чем-то, и я подумал, может, из-за этой бумажки, что лежит на столе.

— Такого приказа нет, — вдруг твердо заявил Пашка, а Роман, неожиданно для самого себя, поддакнул тоже:

— Ты не туда смотрел, милый, и вообще это дурная привычка — заглядывать в чужие бумаги.

— Вот я, например, — сказал Славка, — ничего такого не видел.

— Ну как же ты можешь так говорить?!

— Могу, раз говорю. А ты на меня не кричи, никто тебе не давал права так разговаривать с итээром. — Славка преданно смотрел на Лилявского, но тот досадливо поморщился. «Что это на меня нашло, — спрашивал себя Роман, — беру под защиту бабу Женю с Пашкой…» Раз уж сама Протягина говорит, значит, приказ действительно есть. И пусть снимают треногу. Ему-то что! «А то, — сказал Роману второй голос, — что и меня по головке не погладят за невыполнение плана». Скажут, вы же начальник съемочного отряда, и буровики в полном вашем подчинении. Надо, мол, было нормировщика Тихомирова на ЗАМ поставить. А как ты его поставишь, если баба Женя даже самой Протягиной голову морочит и расставаться с Пашкой не собирается.