Неделя приключений - [46]

— Знаю. А за самим Кириллом Спиридоновичем ничего ну… подозрительного, что ли, не замечал?

— Понятно, о чём вы пытаете, — по-взрослому серьёзно и рассудительно сказал Федька. — Вот разве что Кирилл Спиридоныч на остров ездил.

— На какой остров?

— На Марфин остров. Тут недалеко. Вверх версты три, а может, четыре.

— Что же он открыто, днём ездил?

— Утром. Я рыбачил у острова, налим там берёт люто. А он едет на лодке. Он-то меня не видел, потому что далеко до меня не доехал.

— Когда это было?

Федька наморщил лоб.

— Пожалуй, дня три прошло.

— У него лодка есть? Он рыбак, что ли?

— Да нет у него лодки. И снастей нет. Я ещё тогда подумал: у кого это Кирилл Спиридоныч лодку взял?

Василий Алексеевич посмотрел вдоль берега, туда, где приткнулись к откосу на небольшом расстоянии друг от друга четыре плоскодонки.

— Сумел бы ты узнать лодку, на которой он ходил на остров?

Федька виновато вздохнул. Все лодки были одинаковые — плоскодонки. И цвет один — чёрный.

— Далеко было. Да я тогда и не присматривался.

Федька утёр лицо ладонью, словно бы бороду погладил, неторопливо заговорил:

— Вот ещё, товарищ командир, мне подозрительно показалось. Говорили, что, мол, заболел Кирилл Спиридоныч. А тут на днях решило правление кусты за Долгим озером выкорчевывать под пашню. Земля там как пух. Кирилл Спиридоныч возьми да и попросись в корчевальную бригаду. Юдин, наш председатель, даже похвалил его на собрании…

— Что ж он, больной, а попросился?

— Должно, выздоровел.

Далеко эта корчёвка от острова? — Версты три, не больше. А если через Старую мельницу, то и две.

— Старая мельница — та самая, которой Локотников владел?

— Ага. Та самая.

Василий Алексеевич выбил трубку о корень, спрятал в карман. «Паренёк ничего себе, — думал он, — смекалистый, наблюдательный и отлично знает окрестности. Никонов прав — именно такой глазастый здесь и нужен».

— Федя, — серьёзно и даже строго сказал Василий Алексеевич, — ты пионер?

Федька внимательно посмотрел в глаза лейтенанта, словно спрашивая: «К чему это вы?» Негромко, спокойно ответил:

— Я пионер. С третьего класса.

— Тогда слушай внимательно, Федя, — тихо начал Василий Алексеевич. — Прохор бежал из тюрьмы, совершил несколько тяжёлых преступлений. Он хоронится где-то в ваших местах, и его непременно надо поймать. Мы хотели поручить тебе одно очень важное задание. Конечно, не следовало бы впутывать тебя в такое дело, но выхода другого нет. Как ты на это смотришь?

Федька ни звуком, ни жестом не выдал охватившего его волнения. Вот, значит, оно что! Моряк этот, выходит, вовсе и не моряк. Приехал Прохора Локотникова ловить, а моряком назвался для маскировки. Стало быть, Федьке доверяет. Не кому-нибудь, не Федькиному деду, а Федьке. Вот тебе и «меньшой»!

Он вытянулся в струнку, отсалютовал:

— Всегда готов, товарищ командир.

Теплом собственной юности повеяло на лейтенанта от этого мальчишки. Он привлёк Федьку к себе, усадил рядом.

— Слушай, дружище, завтра, а возможно, и послезавтра надо побывать тебе на корчёвке, поинтересоваться, что делает старик Локотников, куда ходит. Словом, последить за ним. Но так, чтобы он не заметил. Я всегда буду поблизости.

— Только и всего? — удивился Федька.

Лейтенант не сдержал улыбку.

— Что же, ты думаешь это так просто и легко? Придёшь на корчёвку, а люди сразу и подумают: «С какой стати Федька здесь крутится? Что ему надо?»

Федька упрямо мотнул головой.

— Ничего люди не подумают. Я ведь чуть ли не каждый день бываю на корчёвке. У меня там брат Коля работает. Опять же Топся. Я им помогаю.

— Ах, вон оно что! Тогда молчу, молчу. Кстати, Топся кто? Друг?

— Верно, друг. Только он — лошадь.

Василий Алексеевич рассмеялся, встал.

— Помни: о нашем разговоре никому ни слова. Даже Топсе. А вот это… — лейтенант достал блокнот, написал несколько фраз, вырвал лист, сложил вчетверо, — а это нужно сейчас же передать. Пойдёшь к председателю, спросишь корреспондента газеты, вручишь ему лично. Ясно?

— Ясно.

Федька спрятал бумажку в карман.

От реки потянуло холодной сыростью. Солнце зашло, и контуры далёких лесов потеряли отчётливость. Свежо запахло цветущими травами. Затрещали лягушки в пойме. Сверху, со стороны деревни, донеслись громкие, как выстрелы, хлопки кнута, мычание, блеяние. «Маша! Машка! Машка!» — надрывался высокий женский голос. Пригнали скотину.

Василий Алексеевич и Федька направились вверх по откосу. Под густым покровом листвы сгущались сумерки. Трава под деревьями росла густая, ровная и чистая. Струи чуть горчащего пылью воздуха спускались от деревни, приятным жилым теплом окутывали захолодевшее тело. Точно так же, как Сёмка за час перед тем, Василий Алексеевич подумал: «До чего же длинный день! Вернее, насыщенный. Такой один стоит недели».

Федька молча шагал следом. Он всё порывался о чём-то спросить, но не хватало решимости. Наконец, забежав сбоку, сказал:

— Товарищ командир, я… у меня… в общем вопрос.

Василий Алексеевич остановился. По убегающему взгляду мальчика, по тому, как он топтался на одном месте, словно стоял на раскалённой сковороде, лейтенант понял, что его грызёт какая-то затаённая мысль.

— Смелее, дружище, выкладывай, — подбодрил лейтенант.