Нечто из Дарк Маунт - [21]

– Фрэнсис… – ее слабый, далекий шепот был так мало похож на настоящий, но я точно знал, что это голос моей матери. – Вишневая дама покорно гниет там, куда опускается солнце, Фрэнсис…

Я застыл на месте, скованный отчаянием и ужасом, бессильно прислушиваясь к тому, как оглушительно колотится о ребра мое опустошенное сердце. Но прежде, чем я сумел овладеть своим телом и сделать хотя бы шаг, мир вокруг смазался в невнятное пятно.

Утренняя вашингтонская улица вокруг меня померкла, подернулась странным туманом, завертелась в пронзительном вихре и испарилась без следа.

– Фрэнк, – я ощутил, как меня дернули за плечо. – Просыпайся, уже рассвело.

Я распахнул глаза и тут же уперся зрачками в заспанное, помятое лицо напарника. Комната за его спиной была окутана мягким, серо-золотистым утренним светом, с трудом пробивающимся сквозь низкие грозовые тучи.

Послушно сев в постели, я машинально потянулся за пачкой сигарет, лежащих на прикроватной тумбе. Чиркнул спичкой, и с удовольствием закурил, прикрыв на мгновение глаза и стараясь унять бешеное биение собственного сердца.

Мой ночной кошмар был полон ужасающего реализма. Все, за исключением одной детали, я прекрасно помнил до сих пор, несмотря на огромную временную пропасть, отделяющую мое прошлое от теперешней действительности.

Все, кроме последних слов своей мертвой матери. Она никогда не произносила этого.

Глава 6. Дэйв Альварес

– Хорошо-то тебе, Бенджамин, – тяжело вздохнул я, наблюдая за тем, как голодный пес уплетает жареные крылышки из большого картонного ведерка. – Набил брюхо, и ладно!

Я с тоской покосился на открытую бутылку виски, к которой так и не притронулся. Пить мне совсем не хотелось, есть – тоже. Поэтому почти весь вечер я только молча курил, поглядывая на блестящие капли дождя, срывающиеся вниз сквозь прохудившуюся крышу заброшенного здания.

К ночи похолодало, и я решил развести костер прямо на бетонном полу верхнего этажа. В блуждающем свете пламени старый дом казался особенно тоскливым, одиноким и нелюдимым. За голыми оконными проемами гулко стучал ливень, и в другой раз я бы с превеликим удовольствием растянулся поближе к огню с бутылкой хорошего спиртного, но только не сегодня.

– Мучает меня что-то, Бенджамин, терзает внутри-то, – произнес я, и пес на мгновение оторвался от своего угощения, с удивлением взглянув в мое лицо. – Будто что-то я забыл. Что-то важное!

Я снова закурил и с грустью подумал о том, каким счастливым я был бы всего день назад, выпади мне шанс набить карманы такими большими деньжищами.

Должно быть, на радостях я бы накупил новой, теплой одежды, а заодно заменил старые изношенные ботинки на новые – удобные и кожаные. Однако неясная тревога, колыхающаяся внутри моей груди, не давала мне никакого покоя. И в горло не лезло даже пойло, о котором я еще недавно мог лишь мечтать.

Не в силах совладать с душевными сомнениями, я поднялся с грязного пола и медленно побрел к дыре, зияющей в толстой каменной стене. Уперся плечом в мокрые кирпичи и выглянул наружу, задумчиво почесывая колючий подбородок.

Пустая улица внизу утопала в булькающих лужах. Даже свет вечерних фонарей не мог развеять мокрый сумрак, который обрушился на город вместе с непогодой. Я с трудом мог разобрать светящуюся вывеску старой аптеки на соседнем строении, а уж очертания домов по ту сторону Кахлуа-роуд и вовсе смазались в сплошную черную массу.

Где-то там, поодаль, в укромном старом мотеле у самого шоссе остановились два детектива из Вашингтона: молодой и угрюмый, похожий на скелет, обтянутый кожей, и второй – постарше и поплотнее, который нравился мне гораздо больше первого.

– Что-то я этим двум не досказал-то, Бенджамин, – просипел я самому себе под нос. – Но вот что?

Я сокрушенно покачал головой и снова шумно вздохнул. Сигаретный дым вырвался из моих ноздрей рваной струей и тут же упорхнул в разрушенное окно, испарившись без следа.

– Что бы сейчас-то сказала моя бедная мать, – я с горечью шлепнул себя по лбу. – Взял плату у двух хороших людей, но не смог им помочь. Как стыдно-то, Бенджамин!.. Но если бы я только сумел понять, отчего мне так паршиво на душе…

Я задумался и попытался отчетливо вспомнить то утро, когда заприметил странного парнишку неподалеку от аптеки. Если бы я был помоложе, то память, должно быть, не подводила бы меня так сильно.

– Давай рассуждать здраво, Бенджамин, – начал я, бездумно таращась в ночной ливень. – Отчего мне может быть так погано-то?.. Конечно, это связано с тем несчастным пареньком, тут нечего и сомневаться-то. Что-то я знал о нем, но забыл об этом рассказать тем двум детективам… О чем же я мог позабыть-то, Бенджамин?

Я взъерошил влажные волосы на затылке и ругнулся в пустоту. Не стоило мне так часто лакать спирт из аптеки ворчливого старика – от этого моя бедная голова совсем отупела. Я потерял ясность мысли, стал забывать собственные воспоминания. Если бы не те дьявольские пузырьки, то я наверняка давно бы ухватил верное направление и понял, что именно тревожит мой ум.

– Я, Бенджамин, совсем не виню людей, которые презирают таких, как я, – я с досадой махнул рукой, признавая свою никчемность. – Погляди-то на меня! Стою тут и мучаюсь, а сам не знаю, от чего. И другим от меня пользы никакой, и себе-то помочь не могу.