Нечисть, нежить, нелюдь - [70]

— На самом деле тропы живых и мертвых пересекаются постоянно, просто мы не можем ступить на них. Лишь иногда та или иная крестьянка или благородная леди завизжит или упадет в обморок. А потом голосом умирающей поведает всем, что видела давно почившую прабабку, та смотрела с печалью и грозила пальцем, не веля продавать фамильное колье, ну или старую корову, — пробормотал Кишинт, натягивая на глаза капюшон, словно собирался вздремнуть. — Это часть нашей жизни. Человек не может ступить с живого пути на мертвый, пока не умрет, поэтому эти перекрестки безвредны. Можешь не читать молитвы, девочка. — Он взмахнул рукой, указывая на Оле. — В этой темноте много всего, но пока там нет ничего смертельного.

— Так почему же мы сидим здесь, а не идем вперед? — поднял голову вроде бы не прислушивавшийся к беседе капрал. — Вы сказали, что торопитесь, или я не прав?

— Правы, — ответил Вит и посмотрел на молчаливую притвору.

— Это все из-за нее, да? — правильно истолковал его взгляд Рэйвен. — Мы не можем ступить, но она может? Так?

— Так, — ответил Вит.

— Вы знаете, отчего притвор прозвали притворами? — перебил его Кишинт, продолжавший лежать на мху.

— Потому что они только притворяются людьми. Звери, вставшие на задние лапы и спрятавшие клыки, — ответил солдат с уже успевшим пожелтеть фингалом. Сидевший рядом с ним Михей невозмутимо провел рукой по арбалету.

— Спрошу по-другому, — не стал спорить маг. — Вы знаете, как и когда их так прозвали?

Ответом ему было молчание, даже Рион замер в ожидании продолжения, так и не взяв у Миры кусок мяса.

— Притворами прозвали людей, которые помогали демонам.

— Не было такого никогда! — вскочил высокий Грес, а я вдруг поняла, что он станет первой жертвой притворы, которая вела нас в Велиж. Ведь смертельный удар ее мужчине нанес именно он.

— Было, — добродушно ответил Киш, и хоть его лица я не видела, готова была поспорить, что мужчина улыбается. — Всегда найдутся те, кто недоволен своей жизнью. Те, кому всего мало: денег, женщин, власти, силы, коров, лыка для лаптей или самогона, в конце концов. Их алчность для демона, что свет огня для мотылька. Дасу ведь может многое дать и многое взять взамен. Таких людей, что предавали своих во имя жадности, и прозвали притворами. Это, — он не глядя указал на сидящую в стороне притвору, — их потомки.

— Легенды гласят, что, помогая демону, люди менялись, — добавил Вит. — Становились немного иными. Они получали желаемое — деньги, власть или лыко для лаптей, проводили ритуалы вызова дасу и приносили жертвы. Внешне они оставались людьми, а внутренне становились кем-то вроде проводников демонов. Они служили дасу и делались нечистыми. Нечистью.

— Не ты ли говорил, что в тебе, во мне, да и во всех магах есть темная кровь? — спросил Рион.

— Есть, — не стал отнекиваться чернокнижник. — Во мне, в тебе и в Кише течет кровь демона, донельзя разбавленная, но все же.

— Так в чем разница между ней и тобой? — снова спросил бывший чаровник.

— Разница в том, что мои предки не служили дасу.

— Они с ним спаривались, — ответила вдруг притвора и вскочила на ноги.

— Да, если демон вселится в человека, он вполне может…

— Я думаю, они поняли, — прервала Вита проводница и скомандовала: — Тушите костер, пути разъединились, мы можем идти дальше.

Я торопливо встала, с сожалением проводив взглядом кусок мяса, который Мира убрала в сумку. Орир громко заругался, вылив так и не закипевшую воду из котелка в только что разведенный костер. Но на этот раз обошлось без одергиваний капрала.

Загадочного перекрестья я так и не увидела и не почувствовала, хотя Тиш пару раз предложил пустить вперед не одну, а сразу двух притвор, но отклика у моих спутников не нашел и заткнулся. Странно, но никто из них: ни Вит, ни Киш, ни даже наша нечаянная проводница не требовали от меня сделать что-то эдакое, отчего, например, у того же Кули глаза полезли бы на лоб. Они не требовали от меня быть притворой.

Тропинка петляла, уводя дальше в лес, тьма сгущалась, пока не стала совсем непроницаемой, и Рэйвен долго ругался, налетев на пень, который обошла проводница. Чиркнули кресала, высокий Грес и молчаливый Эриш подняли над головой факелы. Огонь больше привлекал внимание, чем разгонял тьму, но, судя по тому, что Оле старалась держаться поближе к солдатам, кого-то он все же успокаивал.

Киш и Вит что-то вполголоса обсуждали, Мира молчала, Оле продолжала изредка всхлипывать, так, что пробрало даже молчаливого лучника, который, отстав от своих, протянул девушке серый платок и попытался улыбнуться щербатым ртом. Поначалу солдаты болтали — в основном отпускали плоские сальные шуточки по поводу задницы притворы, но через пару часов замолчали и они. Шли след в след, затылок в затылок, наверное, если бы мы не болтались последние две недели по Тарии, этот переход показался бы мне удручающе монотонным, а так терпимо — всего лишь одна ночь. Не самая темная. Не самая страшная. Непонятно, почему хмурился Рион, едва не наступая на пятки Михею.

— Тсс… — зашипела проводница, останавливаясь, и ее шипящий голос ворвался в ночную тишину, спугнув с куста мохнокрылого мотылька. — Впереди перекрестье, — объявила притвора.