Нечестивый город - [7]

Постепенно Вик Руиз оставил свои восхваления и принялся строить планы на ближайшее будущее. Он заявил, что испытывает волчий голод, и сказал;

– Теперь, сударь, мы должны остановиться в одном из пригородов Хейлар-Вея и закусить, прежде чем вступим в сам город. В пригородах встречается много превосходных ресторанов: правда, моя пищеварительная система порядком расстроилась из-за тех неприятностей, которые нам пришлось пережить час назад, но теперь все прошло, и мой желудок требует достойного наполнения. Поэтому, сударь, мы остановимся в первом подходящем месте и пообедаем. Пригороды Хейлар-Вея славятся тонкой кухней, а все шеф-повара в пригородных ресторанах – мои старые добрые друзья. Они всегда проявляют особое усердие, когда видят меня за столом. Я закажу такие кушанья, сударь, что вы пальчики оближете.

Я спросил Руиза, не избавился ли он от предчувствий скорой насильственной смерти так же, как от расстройства пищеварительной системы.

– Да, сударь, – ответил он, – судя по всему, я от него избавился. Но мое предчувствие, несомненно, имело достаточно веские основания: нет нужды говорить вам о том, что мы, вероятно, единственные, кому удалось спастись от Лайи. Едва ли справедливо обвинять мое предчувствие в том, что оно упустило из виду этот славный пистолет. Но в результате мое сознание словно избавилось от сорока свирепых скорпионов; и я обещаю вам, сударь; мы отпразднуем это освобождение самым достойным образом. Мы устроим вакханалию, сверкающую тысячами граней.

– А будет ли она существенно отличаться от той вакханалии, которую мы собирались устроить, когда вы еще были убеждены в своей скорой насильственной смерти? – спросил я.

Руиз поджал губы и задумался.

– Нет, сударь, – сказал он наконец, – честно говоря, я думаю, они не будут различаться. Ведь с вакханалиями дело обстоит так же, как со спиртным. Спиртное, которое я принимаю, чтобы облегчить мои скорбные часы, ничем не отличается от спиртного, которое я принимаю, чтобы сделать более радостными мои счастливые минуты. И вакханалия, предназначенная для празднования моего последнего дня, вполне подойдет для приятного известия о том, что сегодняшний день для меня не последний. Конечно, на первый взгляд это может показаться не совсем логичным, но так или иначе, поспешим: чем раньше мы достигнем пригородов, тем раньше пообедаем.

И в скором времени, поскольку мы шагали со скоростью около четырех миль в час, впереди показался один из пригородов. Мы несколько умерили свой шаг и оказались прямо на главном проспекте – главной дороге, которая, проходя по пустоши, представляла собой обыкновенную ослиную тропу, но теперь в черте города превратилась в довольно сносную улицу.

По сторонам все чаще стали попадаться яркие вывески. Многие из них висели над дверями кафе и ресторанов. Мы направились к одному из таких заведений, которое не отличалось ни чрезмерной роскошью, ни особым убожеством; Руиз заявил, что здесь превосходная кухня, и мы зашли и сели возле ширмы; стол был накрыт грубой коричневой скатертью.

Когда мы входили, хозяин шепнул что-то официанту. Затем официант подошел к нам и коротко сообщил, что сегодня полаются лишь очень дорогие блюда.

Вик Руиз рассвирепел. Сначала он выругался по-верскамитетски:

– Эйста карруда вейта! – Потом он заорал на официанта так громко, что даже прохожие на улице стали останавливаться и заглядывать внутрь: – Бесстыжий разносчик объедков! Грязный засаленный лакей! Безмозглый проливатель супов! С чего ты взял, будто нас интересует цена этой жалкой стряпни? Я вижу, ты принял нас за бродяг! Ты, кажется, думаешь, что мы закажем еду, а потом откажемся платить? Ты, очевидно, вообразил, будто у нас нет денег! Ха-ха, деньги! – И тут Руиз достал из кармана пальто сорок или пятьдесят драхм и стал трясти ими перед носом официанта.

– Ты видишь? – продолжал он кричать, срываясь на визг. – И это только малая часть! У нас еще миллионы! Миллионы, болван! Знаешь, что я сделаю; я сейчас же пойду в банк, выкуплю закладные вашей убогой забегаловки, и вы лишитесь всех прав на нее. Тогда я вернусь и вышвырну вас отсюда, а потом сожгу этот грязный вертеп и плюну на пепел. Дорогие блюда! Черт побери!

Подошел хозяин и принялся успокаивать Руиза. Я заметил, однако, что хозяин не пошевелился, пока не увидел пачку драхм. Но когда он подошел, на его лице уже была слащавая улыбка, и вся фигура выражала подобострастие и смирение. Руиз, увидев, что ему удалось добиться своего, перестал кричать и потребовал меню. Официант тут же принес нам одну карту на двоих. В ней значилось:

Картофель крастный вореный

Баранья одбевная

Лук маладой зиленый

Петчинь гуся с рысью

Перог с Фарелью

Салад ис крыветков

Фесташки тушеные

Зимлиника со стлифками

– Черт возьми, сударь, – сказал мне Руиз. – Вы видели когда-нибудь такую дрянную еду? – И, повернувшись к официанту, спросил:

– Не хотите ли вы сказать, что у вас больше ничего нет?

– Извините, сударь, больше ничего, – ответил официант.

Руиз тяжело вздохнул.

– Ладно, – сказал он наконец, – принесите нам все это, и поживей.

Официант уже отходил от нашего столика, но Руиз окликнул его: