Нецензурное убийство - [61]

— Замковый холм оседает, — сказал ученый, — и бывает, что сам открывает фрагменты подземелий. Именно так произошло здесь. Если бы попытаться пробить туннель вот туда, вдоль склона, мы, наверное, нашли бы нечто большее, но это уже горные работы, а не археологические. Здесь было семь сундуков, частично присыпанных грунтом.

Мачеевский водил фонариком вслед за лучом профессора. В конце концов обреченно опустил его. Внезапно на земле что-то блеснуло. Зыга наклонился и поднял платком серебряную монету.

— Шустак Вазы[59], — махнул рукой Ахеец. — Хлам, хоть и в хорошем состоянии. Коллекционер заплатил бы какие-то пятьдесят, максимум сто злотых, если был бы на этом завернут.

Зыга покрутил монету в руках, прикидывая, не положить ли в карман. Благоразумие победило, и он швырнул ее под ноги.

— Если уж мы вместе сошли в ад… — усмехнулся Мачеевский, — то у меня к вам предложение, профессор. Показания дать вы должны в любом случае, без этого не обойдется. Однако не пугайтесь, не все, что было произнесено между нами, должно остаться и на бумаге. По крайней мере не в этой ситуации…

* * *

Старший сержант Вилчек жил на Конпеловой. Летом это было вполне уютное место, после работы он мог искупаться в Быстрице или в близлежащем озере. Зато осенью — хоть беги от тоски: делать нечего, только маленькая второсортная забегаловка на Пшемысловой. Однако она не входила в список увеселительных заведений, которые могли в частном порядке посещать полицейские. Ну и «Христианская корчма», существенно дальше, на Бернардинской площади; туда ходить разрешалось, только зачем?

Вернувшись со службы, Вилчек, как каждый день, переоделся в старую одежду, принес жене уголь из подвала, загнал двух сорванцов готовить уроки, после ужина поиграл со старшим сыном в шахматы, и так шло до позднего вечера. Он закурил последнюю папиросу и тихонько включил радио. В конце концов лег спать.

Был, наверное, уже третий час ночи, когда его домочадцев разбудил громкий стук в дверь.

— Что за холера, Вуйчик, что ли, опять дверью ошибся, или еще что? — пробормотал разбуженный Вилчек и поплелся в прихожую.

На пороге стоял его начальник Мачеевский.

— Прокатишься во Львов, — сказал он безо всяких преамбул. — Полиция угощает.

— А почему во Львов, пан комиссар?

— Потому что до Парижа, Вилчек, билеты кончились.

Агент удивился, что младший комиссар швыряется служебными фондами. Всего несколько дней назад он чехвостил Гжевича за пользование пролеткой!

Внезапно они услышали, как скрипнула дверь спальни. Из нее выглянула жена Вилчека в бигуди, и неприветливым взглядом окинула Зыгу.

— Добрый вечер, пани. — Мачеевский приподнял шляпу. — Извините, что разбудил вас.

— Аля, это пан комиссар Мачеевский, — представил ночного гостя Вилчек.

— Пан комиссар? — удивилась женщина. Прикрыла рукой бигуди. — Что-то случилось?

— Ничего особенного, — успокоил ее Зыга. — Но ваш муж должен срочно отправиться в служебную командировку по неотложному делу. Посоветуйтесь друг с другом, не нужно ли чего-нибудь купить во Львове. Я жду в машине.

Меньше чем через четверть часа Вилчек сбегал со второго этажа с маленьким чемоданчиком в одной руке и списком покупок в другой. Под мышкой давила поспешно пристегнутая кобура с револьвером. Задержался на минуту, чтобы ослабить ремни. Увидел стоящее у ворот такси.

Машина рванула с места, не успел еще Вилчек захлопнуть дверцу. Он с трудом втиснулся на задние сиденье, на котором, сдавленные, как сельди в бочке, сидели Зельный, какой-то бородатый тип в очках, Фалневич — ну и теперь еще он.

— Это пан профессор Ахеец. — Мачеевский перегнулся через спинку переднего кресла и указал на бородача. — Вилчек, сопроводите пана профессора до Львова и будете следить, чтобы у него волос с головы не упал, ясно?

— Так точно.

— Сегодня он чуть было не стал «убитым паном профессором». Только что дал показания в комиссариате. Это важный свидетель, понимаешь? Никто не знает, куда мы едем, но береженого… Сами понимаете, Вилчек.

— Так точно, а…

— Больше вам ничего знать не следует, — перебил его младший комиссар. — Избегать толпы, ни на шаг не отходить от профессора, оружие под рукой. Как у вас с боеприпасами?

— Полный барабан и десять запасных.

— Должно хватить, но вот вам еще десять. — Зыга потянулся в карман и протянул агенту горсть патронов.

Автомобиль тем временем переехал через мост и повернул на улицу Фоксаль.

— А здесь, Вилчек, — младший комиссар сунул сыщику несколько банкнот, — у вас сто… двести злотых на всякий случай. Расписываться в получении не требуется, только рот на замок, ясно?

— Так точно, пан комиссар, — подтвердил агент, сжимая в руках почти месячный оклад, причем со служебной прибавкой.

Пан Флорчак затормозил перед вокзалом. Фалневич остался в машине, остальные вбежали по лестнице в здание. Поезд Варшава — Рава Руска — Львов уже пыхтел на первом пути.

— Нет времени, билет купите у кондуктора. — Зыга дал Вилчеку еще одну банкноту.

Он огляделся. Вокзал жил, хотя почти весь город уже спал. В запотевшем окне теплого зала ожидания младший комиссар заметил спящую бабу, к которой украдкой придвигался какой-то подросток. Однако тут же отскочил, притворившись, что просто задремал, когда на лавку рядом сели два разговаривающих о чем-то солдата. Баба тоже открыла глаза. Недовольно скривилась, что ей помешали спать, даже и не догадываясь при этом, что обязана им нетронутым узелком с деньгами.