Небом крещенные - [111]

— Я сам с ним слетаю.

— Есть.

Перед тем как подняться по крутой лесенке на вышку КДП, они остановились внизу покурить. Часто и с видимым удовольствием затягиваясь, Булгаков спросил:

— А на электрический стул кого ты сегодня посадил?

— Заместителя.

Булгаков спросил без усмешки, а Дубровский так же серьезно ответил — настолько вжилась в аэродромный лексикон шутка о том, что на месте руководителя полетов за пультом управления человек чувствует себя не лучше, чем на электрическом стуле.

Недолго побыв на КДП, кого-то скупо похвалил, кого-то ругнул походя, Булгаков опять вернулся на самолетную стоянку. Он решил лично проверить технику пилотирования молодого лейтенанта перед его самостоятельным полетом ночью. Это, должно быть, станет событием в жизни вон той длинноногой фигуры, застывшей у самолета столбом. Нынешнее поколение молодежи дает сплошь высоченных парней, как по мерке: сорок пятого — сорок шестого года рождения, значит, того и гляди два метра росту. Чтобы не стоять и не глядеть снизу вверх, выслушивая рапорт лейтенанта, Булгаков еще издали крикнул ему:

— Садитесь в кабину, готовьтесь!

Сверхзвуковая спарка ушла в воздух с оглушительным громом, будто этой серебристой, остроносой машиной стрельнули, как ракетой, по верхнему сполоху полярного сияния.

Сдвоенное управление позволяло Булгакову ощущать руками и ногами малейшие детали лейтенантского пилотажа. Надо было признать, что пилотировал он неплохо, и Булгаков перестал вмешиваться в его действия, лишь изредка бросал короткие фразы по СПУ [16], подправляя какой-нибудь элемент полетного задания. Лейтенант унюхал, что полковник доволен, стал работать в воздухе без напряжения, и получалось у него еще лучше.

На земле Булгаков сделал ему лишь одно, да и то малосущественное замечание. Объявил свое решение:

— Подготовлены вы, товарищ… э-э-э…

— Лейтенант Илларионов, — подсказал тот.

— Подготовка у вас, говорю, хорошая, товарищ Илларионов. Самостоятельный вылет в простых метеусловиях ночью разрешаю. Так и доложите командиру полка.

— Есть! Понял, товарищ полковник.

После этих слов повернуться бы лейтенанту через левое плечо и топать, а он почему-то медлил, пристально глядя в лицо полковника, чего-то ждал. "Влюбился, что ли?" — подумал Булгаков.

— Ну вот так… — молвил он неопределенно и пошел от лейтенанта первым.

Обернувшись потом и скосив глаза, Булгаков заметил, как сутуло маячила около самолета высокая фигура, будто пригорюнилась. "Чего ему в самом-то деле?"

Вскоре собрался Булгаков в обратный путь. Напоследок дал некоторые указания командиру части, предупредил, чтобы все было нормально.

— Все будет нормально, товарищ полковник, — заверил Дубровский, а сам неприметно сплюнул на сторону трижды. — Нам тут осталось семь полетов сделать, и подведем черту.

— Добро! — благосклонно пробасил Булгаков, садясь в кабину истребителя.

Он прошел коротенький маршрут. Только явился, наконец, домой и стал тихо раздеваться, стараясь не разбудить жену, как зазуммерил телефон у изголовья его кровати. Дежурный доложил: у Дубровского летное происшествие — подломали спарку.

Булгаков приказал немедленно соединить его с Дубровским. Тут уж он забыл, что находится дома в спальне, а не в служебном кабинете, — проснувшуюся, сидевшую в ночной рубашке на кровати жену вроде как не видел. Выловил сигарету одной рукой в пачке, нетерпеливо чиркнул зажигалкой. Когда в трубке послышался далекий голос Дубровского, закричал на него с налету:

— Ну куда вы там смотрели, начальники? Каким местом вы думали?

Дубровский коротко доложил о летном происшествии. На посадке не выпустился тормозной парашют. Инструктор и летчик тормозили, как положено, однако машина, попав на скользкую часть полосы, все равно выкатилась за ограничители. Переднее колесо на малой скорости попало в ямку, стойка шасси подломилась. Основная причина в том, что не выпустился тормозной парашют.

Булгаков оскалил в хитро-злой улыбке ряд золотых зубов.

— Не врите!

Дубровский сказал, что на месте проведено предварительное расследование при участии летчиков, инженеров, аэродромщиков, и картина вырисовывается та же самая. Все дело в парашюте.

— Не врите мне всей компанией! — раздраженно крикнул Булгаков. Три раза подряд глотнул он табачного дымку, заговорил быстро и напористо, не оставляя собеседнику малейшего зазора, чтобы втиснуть ответное слово. — Парашют не выпустился — это одно дело. Главная же причина летного происшествия в том, что инструктор с летчиком, надеясь на парашют, совсем не тормозили в первой половине пробега… Вы вот слушайте, что я вам говорю! Тормозить они начали только тогда, когда поняли, что парашюта нет. А уже было поздно. Вдобавок и скользкая часть полосы и всякая хреновина. Мне и сейчас все ясно, завтра прилечу — разберусь до конца.

Он хотел положить трубку, но только оторвал ее от уха и опять прижал — на том конце провода заговорили.

Слушал Булгаков, усмехаясь; иногда кивал головой, выразительно поглядывая на жену, сидевшую на кровати, и она отвечала то улыбкой, то нахмуренными бровями, хотя существа телефонного разговора не понимала.

Усмешка, блуждавшая на губах Булгакова, сделалась жесткой, неприятной.