Небоевые потери - [15]

— Да, дядь Саш, тут такое дело… Чтоб мне всё это начать делать, что мы с тобой тут напланировали, мне надо сегодня кой чего домой купить, а денег не осталось. Займешь немного? До получки? Надо мою кобру умаслить, шоб от меня отвязалась, кровь не пила…

— Сколько надо?

— Пятёрки хватит.

— Пять тысяч?

— Ага.

У Шабанова было отложено немного денег, как у каждого пенсионера. «На всякий случай» и на похороны. Вот с этой «заначки», в принципе, можно помочь субчику. Сделать доброе дело.

Саныч поднялся, вышел в комнату, достал из письменного стола деньги. Принёс Лёнчику.

— Уф-ф, Саныч, ну спасибо! Выручил!

Лёнчик вскочил, от избытка чувств даже обнял Шабанова, похлопал его по спине своими маленькими узкими ладошками. Потом засунул купюры в карман джинсов, попрощался и ушёл работать над собой.

Саныч не был идеалистом. Он трезво оценивал ситуацию. На его взгляд, шансов на то, что подопечный возьмётся за ум, было не так уж и много…

Но ставка — человек, которого можно и нужно попытаться спасти. Как раненого товарища с поля боя!

Неизвестно, дотащишь ли ты его до медсанбата или он умрёт по дороге, но ты должен сделать всё, что в твоих силах! А эти презренные деньги в сравнении со спасённой жизнью — ничего не стоят.

Это просто резаная бумага…

* * *

С Лёнчиком всё оказалось не так успешно, как надеялся Шабанов. Неделя тянулась за неделей, а «воспитуемый» всё время срывался с режима. Ни одной голодовки так и не смог провести. Ссылался то на больную печень, то на домашний праздник, то на приезд родственников. Тянуло от него иногда и запахом пива, и табачным дымком.

Вот что было почти регулярно — так это постоянные займы у Саныча «под обстоятельства». Нет, Лёнчик деньги отдавал, правда, но, как правило, не очень с этим торопился.

Саныча уважал. Время от времени забегал, что–то рассказывал, каялся, бил маленькими кулачками себя в грудь и клялся, «что вот уж со следующей недели» или, по крайне мере, «со следующего месяца» обязательно начнёт голодовку, докажет, что «мужик», а пока просто стечения обстоятельств не позволяют.

Саныч не давил. Человек сам должен «созреть» для поступка. Не может, не готов, не хочет — зачем настаивать? Знать, для него ещё не время…

Пока Шабанов Лёнчика не отталкивает. Есть ещё надежда, что парень за ум возьмётся. По крайней мере, пьяным его в подъезде Саныч больше не видел. И то хорошо…

Вместе в Арсением и другими ветеранами из «Боевого Братства», Шабанов постоянно бывал у Алёны, в офисе «Отцовского комитета». Часто там заставал заплаканных и раскаявшихся бывших жён, растерянных отцов, иногда радостную детвору, которая, наконец, смогла обнять отца…

Помогали Алёне и её «Комитету» всем, чем только могли. Писали статьи, которые не принимали ни в одну газету или журнал.

Материалы вывешивали на своём сайте в Интернет. Там же вели и форум, всю основную работу по просвещению мужчин и женщин, женихов и невест, мужей и жён, поиску увезённых от отцов детей и сбору пожертвований на деятельность организации.

Алёну не приглашали выступить ни на один телевизионный или кабельный канал. В то же время феминистки со всяких телешоу, фильмов, страниц женских и политических журналов, газет — не вылезали.

Алёна не расстраивалась. Лёгких побед на таком тяжёлом участке фронта не ждала. Работала. Писала книгу о том, что наболело, о том, что каждый день видела вокруг в жизни и с экранов телевизоров, кинотеатров. Ложь, ложь, ложь…

Как раскрыть людям глаза на неё?

Что придумать?

Зима и весна пролетели быстро и незаметно. Пришло лето.

* * *

Утром, второго августа, на день ВДВ, Сан Саныч извлёк из глубин шкафа свою военную форму, тщательно её выгладил. Затем достал из коробки и прикрепил к гимнастёрке боевые награды: медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. Немного поколебавшись, прикрутил и нагрудный знак «Инструктор–парашютист. 200 прыжков». Вычистил до зеркального блеска старые армейские ботинки.

Теперь можно будет вечерком сходить на встречу с ветеранами из «Боевого братства», выпить по сто грамм и вспомнить старые времена.

Шабанов повесил форму на вешалку в прихожей, позавтракал на скорую руку и, предвкушая хороший день, отправился в ванную бриться.

Это занятие прервал характерный нетерпеливый стук в дверь, возвестивший о прибытии Лёнчика. Саныч, вздохнув и поморщившись, быстро смахнул с лица остатки пены и пошёл открывать.

Физиономия у гостя была недовольной, явно уже успел с утра поцапаться с супругой, а потом для «улучшения настроения» принять чего–то бодрящего. От Лёнчика несло табачным духом и кислой вонью пива.

— Здравия желаю, тащ майор, — нарочито бодро и дурашливо поздоровался прибывший и, быстро просочившись в прихожую, уже жалобно заблеял

— Сан Саныч, будь другом, выручи, а? Сёдня праздник, а у меня, как назло, шаром покати. Да и мою кобру задобрить надо бы. Конфет купить. Шоб она ими подавилась!

— Сколько надо, — сухо спросил Шабанов, надеясь побыстрее отделаться от назойливого знакомого. Частые визиты Лёнчика с пустым злобным трёпом по политическим вопросам и незатейливыми попытками превратить соседа в микрофинансовый платёжный терминал по бессрочным кредитам, стали уже надоедать. Но… сегодня праздник! Не надо никому портить настроение!