Небо зовёт - [45]

После четырёх часов занятий, в том числе солидной физической нагрузки, чувствовалась усталость во всём теле и притупление внимания к изучаемым предметам.

После большой перемены (перерыв был тридцать минут) наши головы получили небольшой отдых и готовы были отсидеть до обеда ещё два урока.

Пятым уроком была огневая подготовка. Класс, в который нас привели, был обвешан плакатами с изображением конструкций разных видов стрелкового оружия отечественного и зарубежного производства. Смена тематики изучаемых предметов благотворно повлияла и на наше внимание. Сначала инструктор ознакомил нас с историей появления огнестрельного стрелкового оружия. Затем рассказал о назначении и технических характеристиках короткоствольного оружия, находящегося на вооружении Красной армии и армии Вермахта. Учебные пистолеты системы «Наган», системы Токарева «ТТ», немецкий «Парабеллум» нам дали подержать в руках, даже пощёлкать, а потом после знакомства их конструкций на плакатах, учились неполной разборке и сборке. Занятие в стрелковом классе нам понравилось, потому что инструктор вёл его доходчиво и непринуждённо. Можно было потрогать и знаменитую винтовку–трёхлинейку с трёхгранным штыком, и автомат «ППШ», и ротный ручной пулемёт системы «Дегтярёва». Закачивая свой урок, он обещал научить нас через месяц–другой стрелять из всего этого арсенала. Обычно оружием и стрельбой увлекаются ребята, но инструктор настолько профессионально и интересно рассказывал о стрелковом оружии, что и нам захотелось пострелять и, даже двухчасовое занятие (пара) не очень утомило нас. После небольшого перерыва прозвучала команда: «Строиться на обед». Она была так же желанна, как и «Отбой». Обедали мы с аппетитом и огромным удовольствием. На первое получили суп с фрикадельками, на второе — котлета и макароны с мясной подливой, на третье — компот из сухофруктов. После обеда уже ничем заниматься не хотелось, но до «мёртвого часа» всё же пришлось «отсидеть» два часа. Сначала час на уроке психологии, затем час — на «Основах полевой хирургии». Уставшие, в 16.00 легли в постель и мгновенно отключились. Полтора часа живительного, благодатного сна не только восстановили силы, но и подняли трудоспособность. Этого заряда энергии нам хватило до самого отбоя, хотя отзанимались ещё два часа на самоподготовке. Первый день учёбы в разведшколе тянулся бесконечно долго, и нам казалось, что таких нагрузок умственного и физического характера мы не выдержим и сляжем, но понемногу втянулись, привыкли, и всё встало на своё место.

Несмотря на то, что к трудностям была готова, но такой усталости, как сегодня, не испытывала никогда. Даже не было сил сделать запись в дневнике. Не сговариваясь с Ниной, мигом разделись, легли в постель и мгновенно заснули. Спали крепко, без сновидений, только команда «Подъём» привела нас снова в реальную действительность. Всё опять закрутилось по заданной программе. Только спустя неделю, когда втянулись в сумасшедший учебный марафон, взялась за дневник, которому доверяла свои самые сокровенные чувства, ощущения и переживания. Меня не оставляла мысль передать на волю письмо родителям и Васе, но такой возможности пока не предоставлялось. Своим намерением поделилась с Ниной, но она раскритиковала меня, сказав, что могу навлечь на себя неприятности. Однако я не оставляла этой мысли и тщательно готовила план её реализации. Письма были подготовлены, осталось их только передать с кем–то из охраны или обслуги, которые выезжают на волю. Однажды в воскресенье, когда проводились совместные со взводом охраны соревнования по кроссу на три километра, я попросила об этой услуге начальника караула, молодого симпатичного лейтенанта. Он согласился, и вечером на спортплощадке я ему их передала. Уже после отбоя я сказала об этом Нине, но она, рассердившись на меня, в сердцах выпалила:

— Ленка, ты меня учила держать язык за зубами, чувства на замке, не поддаваться слабостям и эмоциям, а сама, не прошло и двух недель, раскисла, как последняя слабачка.

— Я не раскисла, просто вспомнила о Васе, загадочное письмо, которое ему оставила, побоялась, что он меня не поймёт, вот и решила ему всё объяснить, чтобы верил и ждал, и что люблю его больше жизни.

— Эх, Ленка, Ленка, навлечёшь ты беду на свою голову. Ведь знаешь же, что тут всё просматривается и прослушивается, и если, не дай Бог, об этом узнает начальник школы или его заместитель, то тебе несдобровать!

— Нина, ты всё преувеличиваешь. Во–первых, в письмах нет никакой секретной информации, во–вторых, даже если проколюсь, что мне могут сделать? Хуже, чем в этой школе, не будет.

— Лена, мне кажется, ты не поняла самого главного. Ведь если нас содержат и обучают в строгой секретности, значит, её раскрытие будет расцениваться как нарушение государственной тайны, ведь мы давали соответствующую подписку, так что это, милая моя, не шуточки.

Я уже пожалела, что об этом поделилась с подругой и теперь после её слов по серьёзному разволновалась. Ведь и впрямь, служба, в которую нас втянули, всесильна, и вряд ли кто будет разбираться, злонамеренная это информация или под действием человеческих эмоций. Упрекая себя за проявление слабости, с этими мыслями и уснула.