Небо в алмазах - [8]
Наталья усмехнулась.
– Уж ты, можно подумать, сам и бегаешь?
– Нет, – признался Зайцев. – Мне некогда. А жены нет. Поэтому и жру говно всякое. То в столовке. То какое придется.
Взгляд Натальи впервые потеплел, в нем блеснули искорки – насмешки, интереса и сочувствия одновременно.
– Не. Они бы говно жрать не стали. Ты что.
– Еще бы. Артистка. Там все другое, – без насмешки согласился он. Самойлов еле слышно хмыкнул.
– Артистка, – оживилась Наталья. – Масло растительное – нет. Оно для кожи вредное. Только сливочное. А почем масло сливочное терь знаешь?
Зайцев не знал. Масло он видел только в столовской каше, но оно было машинным, не иначе. Однако кивнул.
– Во. Потом мясо. Колбасу она те жрать не будет. Мясо ей надо. Чистое. Чтоб ни жилки, ни жиринки. Курицу. Грудку постную. Да чтоб курица та не ГТО сдавала.
– Это как?
– Чтоб разжевать можно было. Не физкультурную. Нежную. Значит, к частнику катись. В ногах у него, падлы, валяйся. Знаешь, как трудно сейчас частника с курями найти?
Верно, частников-то налогами в последнее время прижали.
– А яйца – только свежие. С другими даже к ней не суйся. Да в день не меньше четырех штук. В неделю – две с лишним дюжины. Значит, еще частника с курями ищи.
Слова были сварливые, а голос – окрашен нежностью. Видно было, что хлопоты вокруг капризной хозяйки были для Синицыной смыслом жизни. Теперь утраченным. Зайцев решил немного повременить с расспросами о том, как она нашла тело.
– Повидло она тоже жрать не станет, – продолжала рассуждать Наталья. – Ей шоколад ищи.
Взгляд Самойлова стал острым. Как у пойнтера в стойке. Зайцев быстро на него глянул: цыц. И опять ласково – на гражданку Синицыну.
– Это ж какие деньжищи на это нужны, Наташа, – простодушно удивился он. – Чтобы питаться так. Что же, артисточка в кино снималась? В театре выступала?
– Ты что? Она отсюда не ногой.
– Как это? – встрял Самойлов.
Зайцев участливо наклонился к свидетельнице:
– Так-таки не ногой? Ну а в гости к друзьям, к родственникам? В кино там. Или на концерт. Да погулять просто, по улице пройтись.
Синицына помотала головой:
– Нет, она носа из дома не казала.
– Совсем, что ли?
Кивок.
– К ней приходили?
– Никто к ней не приходил! Ты что! – возмутилась Наталья так, будто Зайцев предположил нечто безобразное.
Самойлов сделал непередаваемую гримасу.
– Она так себе назначила, – пояснила Наталья. Что, впрочем, скорее напустило больше туману.
Зайцев быстро ответил:
– Понятно… Она не такая, как все. Нежная.
Нельзя было сбивать свидетельницу удивлением, недоверием или тем паче насмешкой. Синицына посмотрела на него с симпатией.
– Гордая. – Поправила: – Уж коль сама себе что решит, то не уступит.
– Наталья, только одно не пойму. Не выступала, не снималась, не служила, носа наружу не казала. И к ней никто не приходил. Откуда ж деньги?
– А цацки она свои продавала.
– Правда, что ли?
– Ну. Потихоньку в торгсин, в комиссионки.
– И часто она в торгсин ходила? – уточнил Зайцев.
– Ты что? Говорю же: не выходила она. Она ж артистка. Куда ей. Я ходила. Она даст. На тебе, Ната. Брошку там или колечко. Я и пойду.
Так-так. Это еще не след, так, только пунктир, но уже наливающийся теплом.
– Много ж у женщин цацок всяких.
– Кому как, – охотно заглотила тему Синицына. – Артисткам не так, как обычным, надо. Чего уж.
– Ты видела?
Самойлов чуть не подпрыгнул на месте.
– А то. В ящиках у нее лежало все. Позовет меня. Приду. А она сидит. Как елка разубранная. В зеркало на себя глядит. Что, грит, Ната, идут мне сережки эти? Вам, грю, всё идет. Хоть мешок из-под картошки нацепите. А она, значить, смеется. А я, грит, думаю, не идут. На вот. Снеси куда следует. Отдаст. А остальное обратно в ящик.
– А в какой? Там же ящиков этих… Покажешь?
Кивнула.
– Идем.
Коридор уже опустел. Желторотики – двое из ларца, одинаковых с лица, только у одного значок ГТО на футболке, а у другого нет – разогнали соседей по норам. «Молодцы», – мысленно похвалил Зайцев. Вернулись в комнату.
– Показывай, Наталья.
– Да вон.
– Вон там?
– Не. Ты на палец мой гляди, куда показываю.
– А чего пальцами тыкать. Ты, Наталья, подойди. Покажи.
Синицына, уверенно лавируя между твердыми углами, прошла к роялю. Приподняла крышку. «Умело берет. Не впервой, – отметил Зайцев. – А может, впутана в хозяйкину гибель».
– Тута.
Зайцев заглянул в нутро инструменту. Бархатные коробочки. Квадратные. Круглые. Продолговатые. Большие. Маленькие.
Зайцев выхватил из кармана платок. Встряхнул. Через платок поднял бархатную крышку. Футляр был пуст.
Синицына пошла пятнами. Челюсть у нее затряслась.
– Не брала я. Вот те крест не брала.
– Да ты, Наташ, успокойся. Знаю, что не брала.
– Я те матерью клянусь. Вон, к Ксении Петербургской пойдем, я те там поклянусь.
– Да я верю! Ты вот что скажи. Здесь что лежало? Обратила внимание, когда она тебе показывала? Помнишь?
– А то. Как не знать. Перлы в этой коробочке лежали. Каждый с гусиное яйцо.
– Врешь ведь? – позволил себе улыбку Зайцев. – Не бывает таких.
Синицына тоже чуть улыбнулась:
– Вру. Но вот такие, – она показала фалангу пальца. – С воробьиное. Не меньше. Крест истинный.
– А здесь? – он показал пустой круглый футляр.
Детство Шурки и Тани пришлось на эпоху сталинского террора, военные и послевоенные годы. Об этих темных временах в истории нашей страны рассказывает роман-сказка «Дети ворона» — первая из пяти «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой.Почему-то ночью уехал в командировку папа, а через несколько дней бесследно исчезли мама и младший братишка, и Шурка с Таней остались одни. «Ворон унес» — шепчут все вокруг. Но что это за Ворон и кто укажет к нему дорогу? Границу между городом Ворона и обычным городом перейти легче легкого — но только в один конец.
Ленинград, 1930 год. Уже на полную силу работает машина террора, уже заключенные инженеры спроектировали Большой дом, куда совсем скоро переедет питерское ОГПУ-НКВД. Уже вовсю идут чистки – в Смольном и в Публичке, на Путиловском заводе и в Эрмитаже.Но рядом с большим государственным злом по-прежнему существуют маленькие преступления: советские граждане не перестают воровать, ревновать и убивать даже в тени строящегося Большого дома. Связать рациональное с иррациональным, перевести липкий ужас на язык старого доброго милицейского протокола – по силам ли такая задача самому обычному следователю угрозыска?
Ленинград в блокаде. Дом, где жили оставшиеся без родителей Таня, Шурка и Бобка, разбомбили. Хорошо, что у тети Веры есть ключ к другой квартире. Но зима надвигается, и живот почему-то все время болит, новые соседи исчезают один за другим, тети Веры все нет и нет, а тут еще Таня потеряла хлебные карточки… Выстывший пустеющий город словно охотится на тех, кто еще жив, и оживают те, кого не назовешь живым.Пытаясь спастись, дети попадают в Туонелу – мир, где время остановилось и действуют иные законы. Чтобы выбраться оттуда, Тане, Шурке и даже маленькому Бобке придется сделать выбор – иначе их настигнет серый человек в скрипучей телеге.Перед вами – вторая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки».
На дворе 1931 год. Будущие красные маршалы и недобитые коннозаводчики царской России занимаются улучшением орловской породы рысаков. Селекцией в крупном масштабе занято и государство — насилием и голодом, показательными процессами и ловлей диверсантов улучшается советская порода людей. Следователь Зайцев берется за дело о гибели лошадей. Но уже не так важно, как он найдет преступника, самое главное — кого за время расследования он сумеет вытолкнуть из‑под копыт страшного красного коня…
Вырвавшиеся из блокадного Ленинграда Шурка, Бобка и Таня снова разлучены, но живы и точно знают это — они уже научились чувствовать, как бьются сердца близких за сотни километров от них. Война же в слепом своем безумии не щадит никого: ни взрослых, ни маленьких, ни тех, кто на передовой, ни тех, кто за Уралом, ни кошек, ни лошадей, ни деревья, ни птиц. С этой глупой войной все ужасно запуталось, и теперь, чтобы ее прогнать, пора браться за самое действенное оружие — раз люди и бомбы могут так мало, самое время пустить сказочный заговор.
Что мы знаем о балете? Огни рампы, балетные пачки, пуанты, легкость, воздушность, красота… Юлия Яковлева покажет нам балет (да не просто балет, а балет в Большом) таким, какой он за кулисами. Тяжелый труд, пот, мозоли, интриги. Но все это здесь не главное. Все это только вплетено в еще более интересную интригу. О том, как связан балет «Сапфиры» с африканскими алмазами, которые добывают для русского олигарха на африканских рудниках под охраной ЧВК, узнать удастся только потому, что в здание Большого театра войдут женщина с ребенком, а выйти удастся только ребенку.
«Тайна высокого дома» — роман известного русского журналиста и прозаика Николая Эдуардовича Гейнце (1852–1913). Вот уже много лет хозяин богатого дома мучается страшными сновидениями — ему кажется, что давно пропавшая дочь взывает к нему из глубины времен. В отчаянии он обращается к своему ближайшему помощнику с целью найти девочку и вернуть ее в отчий дом, но поиски напрасны — никто не знает о местонахождении беглянки. В доме тем временем подрастает вторая дочь Петра Иннокентьевича — прекрасная Татьяна.
Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства... Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса. .
От автора Книга эта была для меня самой «тяжелой» из всего того, что мною написано до сих пор. Но сначала несколько строк о том, как у меня родился замысел написать ее. В 1978 году я приехал в Бейрут, куда был направлен на работу газетой «Известия» в качестве регионального собкора по Ближнему Востоку. В Ливане шла гражданская война, и уличные бои часто превращали жителей города в своеобразных пленников — неделями порой нельзя было выйти из дома. За короткое время убедившись, что библиотеки нашего посольства для утоления моего «книжного голода» явно недостаточно, я стал задумываться: а где бы мне достать почитать что- нибудь интересное? И в результате обнаружил, что в Бейруте доживает свои дни некогда богатая библиотека, созданная в 30-е годы русской послереволюционной эмиграцией. Вот в этой библиотеке я и вышел на события, о которых рассказываю в этой книге, о трагических событиях революционного движения конца прошлого — начала нынешнего века, на судьбу провокатора Евно Фишелевича Азефа, одного из создателей партии эсеров и руководителя ее террористической боевой организации (БО). Так у меня и возник замысел рассказать об Азефе по-своему, обобщив все, что мне довелось о нем узнать.
Продолжение приключений Сеньки Козыря и его подельников в Томске — сибирских Афинах.
Знаменитая писательница, автор детективов Агата Кристи переживает сложный период: она потеряла мать – близкого ей человека, а муж тем временем увлекся другой женщиной и хочет оставить семью. Новая книга не пишется, одолевают горькие мысли, и в этой ситуации видится только один выход. Миссис Кристи в отчаянии, ей кажется, что она теряет связь с окружающим миром. Ее не покидает ощущение надвигающейся опасности… Однажды писательница спускается в лондонскую подземку, и чья-то рука подталкивает ее к краю платформы.
Повести и романы, включенные в данное издание, разноплановы. Из них читатель узнает о создании биологического оружия и покушении на главу государства, о таинственном преступлении в Российской империи и судьбе ветерана вьетнамской авантюры. Объединяет остросюжетные произведения советских и зарубежных авторов сборника идея разоблачения культа насилия в буржуазном обществе.