Небо стоит верности - [41]
Пойти на второй круг — значит тут же потерять едва видимую землю. И неизвестно, сколько придется кружить в воздухе. Горючего не так уж много, и вряд ли удастся дотянуть до запасного… Значит, надо садиться! Я отстраняю руку Васильева от секторов и берусь за них сам:
— Будем садиться!
— На второй круг!
— Фары!
— Есть фары!
Светлые блины фар выхватывают серую ленту проселка, упираются в темную полосу бетона…
За ужином ко мне подходит Васильев.
— Правильно, командир, что не ушел на второй круг, — говорит он. — Правильно… Знаешь, за такой полет разрешаю экипажу по чарке… — И заговорщицки подмигивает мне.
— Есть, товарищ начальник! — в свою очередь подмигиваю и я. — Такая уж наша работа.
— И не сменим мы ее ни на какую другую! — подхватывает Марк Иванович. — Ведь так, друзья?
Глава 17
Счастливого плавания!
Как-то с Евгением Николаевичем Нелеповым, представителем Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института, на который мы работаем, оказался я в сахалинском порту Корсаков. Здесь мы познакомились с капитаном порта Борисом Константиновичем Потаповым. Капитан пригласил нас в свой кабинет.
— Взгляните сюда! — обратился он к нам, указывая на карты с данными долгосрочных прогнозов ледовой обстановки. — С каждым днем льда становится больше. От Погиби он наступает на Советскую Гавань и Шахтерск, от Охи — на мыс Терпения и на мыс Анива. Наступает, закрывая пролив Лаперуза. А кругом идут корабли, запрашивают обстановку, наиболее безопасный курс. Что я им могу дать? Только долгосрочный прогноз вашего института! А мне нужно знать ледовую обстановку на каждый день, на каждый час! Где выход?
— Евгений Николаевич, мы летаем через Анивский залив…
— Понял! — перебивает меня Нелепов. — Будет вам карта ледовой разведки, Борис Константинович! Даже две — утренняя и вечерняя. Только как вот доставлять их? От аэропорта до вас несколько десятков километров!
— А сбросить в порту нельзя? — отвечает вопросом Потапов.
— Куда?
— Ну хотя бы на крышу. Там есть площадка для наблюдения.
Мы поднимаемся на крышу порта. Площадка большая — больше палубы любого корабля.
— Будем сбрасывать сюда! — заверяю капитана.
— Ну, уж коль вы так покладисты, окажите еще услугу. К юго-востоку от мыса Крильон застряли корабли. Вывести бы их, а?
Назавтра вступает в силу наш словесный договор: корабли выведены, карта ледовой разведки подготовлена. Фома Симонович связывается с вахтенным радистом порта Корсаков:
— Корсаков, я — борт сорок один семьдесят семь. Приготовьтесь к приему карты ледовой обстановки. Через час будем у вас.
— Борт сорок один семьдесят семь, вас понял. Ваши координаты?
— Сто восемьдесят миль юго-восток от вас.
— Понял. Завтра в восемнадцать ноль-ноль ждем вашего прибытия.
— Не завтра! Сегодня! Через час! Поняли?
Длительное молчание в ответ.
— Понял. Вы находитесь в ста восьмидесяти милях от нас. Ждем завтра в восемнадцать ноль-ноль. Конец!
— Погоди!
Фома даже вспотел от злости, торопливо выстукивает снова:
— Я — самолет. Со скоростью сто восемьдесят миль иду к вам. Усек?..
Теперь наши полеты приобретают не только научное значение, но и практический смысл. Постепенно моряки все больше и больше ощущают нашу помощь и обращаются с различными просьбами.
Идем Татарским проливом. Впереди по курсу два корабля преодолевают тяжелое ледяное поле, а неподалеку, всего в нескольких милях, широкая лента чистой воды. Наверное, ее не видно с кораблей, и они продолжают сражаться со льдами, пробираясь на север.
— Поможем? — оборачиваюсь к Нелепову.
— Обязательно! — отвечает он. — Потеряем десяток минут, а корабли выиграют сутки.
Разворачиваюсь на корабли. Штурман Вадим Петрович Падалко определяет их место и рассчитывает курс выхода. Фома вертит ручки приемника в надежде услышать судовые радиостанции, но они молчат. И неизвестны их позывные.
Снижаюсь и прохожу под кормой головного корабля.
— «Приамурье», — читает Вадим Петрович. — Порт приписки — Владивосток.
А Фома уже вертит ручки передатчика, настраиваясь на судовую волну.
— «Приамурье», я — борт сорок один семьдесят семь. Ответьте для связи. Прием.
— Самолет сорок один семьдесят семь, я — «Приамурье». Что имеете ко мне?
Фома передает микрофон Падалко.
— «Приамурье», я — сорок один семьдесят семь. Берите курс двести сорок градусов. Придерживаясь разводьев, войдете в широкую полынью близ берегового припая. Дальше будете следовать по ниласу вдоль припая.
Длительное молчание, потом голос в телефонах:
— Я — «Приамурье». Кто вы такие? Почему даете рекомендацию?
— Я — самолет ледовой разведки, — отвечает Падалко. — Борт сорок один семьдесят семь!
— Вас понял…
И нам видно, как «Приамурье» круто забирает влево, за ним следует второй корабль. Мы ложимся на свой курс и продолжаем прерванную разведку. А вскоре в телефонах звучит уже знакомый голос:
— Борт сорок один семьдесят семь. Я — «Приамурье». Иду рекомендованным вами курсом. Выход вижу. Большое, большое спасибо!..
Еще час полета, и мы будем дома. Но Фома протягивает мне телеграфный бланк (надо же, какая официальность!):
«Борту сорок один семьдесят семь тчк Несколько дней станция Комрво не выходит на связь тчк Возможности выясните причины тчк Сообщите нам тчк Беляев».
Фронтовая судьба автора этой книги удивительна и уникальна.За годы войны летчик Константин Михаленко совершил 997 только подтвержденных боевых вылетов и при этом остался в живых! Причем в полете его не защищали ни броня Ил-2, ни авиапушки «яков» и «лавочкиных» — лишь дерево и перкаль открытой кабины По-2, того самого «небесного тихохода», неприхотливого труженика мирного времени, в грозные годы войны ставшего ночным бомбардировщиком.Вдумайтесь! Почти 1000 раз пришлось молодому выпускнику Харьковской военно-авиационной школы лететь сквозь смертельные трассы зенитных пулеметов и разрывы снарядов, под слепящими лучами прожекторов, на минимальной высоте и без возможности раскрыть парашют, если страшный удар расколет его «летающую этажерку».
Еще гремит «Битва за Англию», но Германия ее уже проиграла. Италия уже вступила в войну, но ей пока мало.«Михаил Фрунзе», первый и единственный линейный крейсер РККФ СССР, идет к берегам Греции, где скоропостижно скончался диктатор Метаксас. В верхах фашисты грызутся за власть, а в Афинах зреет заговор.Двенадцать заговорщиков и линейный крейсер.Итак…Время: октябрь 1940 года.Место: Эгейское море, залив Термаикос.Силы: один линейный крейсер РККФ СССРЗадача: выстоять.
Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.
Автор книги Мартын Иванович Мержанов в годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом «Правды». С первого дня войны до победного мая 1945 года он находился в частях действующей армии. Эта книга — воспоминания военного корреспондента, в которой он восстанавливает свои фронтовые записи о последних днях войны. Многое, о чем в ней рассказано, автор видел, пережил и перечувствовал. Книга рассчитана на массового читателя.
В книге четыре повести. «Далеко от войны» — это своего рода литературная хроника из жизни курсантов пехотного училища периода Великой Отечественной войны. Она написана как бы в трех временных измерениях, с отступлениями в прошлое и взглядом в будущее, что дает возможность проследить фронтовые судьбы ее героев. «Тройной заслон» посвящен защитникам Кавказа, где горный перевал возведен в символ — водораздел добра и зла. В повестях «Пять тысяч миль до надежды» и «Ветер удачи» речь идет о верности юношеской мечте и неискушенном детском отношении к искусству и жизни.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.