Небо стоит верности - [15]
— Мог. Если бы не ты!
— А долг?
— Жмешь на патриотизм?
— Нет, на твою слоновью шкуру.
— Запомню, Коля!
— Для этого и говорю.
Так мы заполняем пустоту ожидания. Самое страшное — это ожидание неизвестности. Когда враг ощерится зенитками, когда на первый взгляд даже не будет выхода из замкнутого круга огня, все же будет легче: мы будем драться.
Все ближе наплывают прожекторные лучи. Ввожу самолет в пологий вираж и включаю в кабине полный свет, чтобы как-то нейтрализовать слепящий огонь прожекторов. Включаю и бортовые огни — пусть видят нас немцы!
— Нате! Берите! Стреляйте!
Свет, ослепительный свет режет глаза, давит. От него не уйти, не укрыться. Пилотирую только по приборам. Самолет описывает замкнутую кривую над целью. Надо продержаться десять минут. Целую вечность! И надо так увлечь фашистов, чтобы они видели только нас. Только нас! Я представляю вражеских зенитчиков: у них сейчас прорезался охотничий азарт. Наверно, они шутят, заключают пари, кто первый попадет в наш самолет. И мы для них сейчас увлекательная мишень, мотыльком танцующая в свете прожекторов. Что ж, развлекайтесь!..
Уголком глаза вижу, как рука Николая тянется к бомбосбрасывателю.
— Придержи, Коля. Через каждые две минуты — по одной!
— К чему этот цирк? Шарахнуть залпом, чтоб дым столбом!
— А моральный фактор? Надо держать их в напряжении.
— Психолог! А впрочем, согласен.
Огненными головешками проносятся снаряды. Рвутся выше, слева, справа.
— Отверни маленько, — советует Николай. — Ведь собьют, гады! А нам еще держаться надо…
Самолет треплет, подбрасывает из стороны в сторону. Из огненного круга, кажется, нет выхода: кругом свет, вой снарядов, осколки прошивают обшивку крыльев.
Николай прижимается к пулемету и направляет очереди в сгустки прожекторного света.
— Давай! Давай! — кричит Николай, сам не замечая того, а заодно не замечая, как слабеет огонь зениток.
— Спокойно, старик! — кричу ему. — Наши над целью!
Где-то выше нас идет в атаку полк. Еще несколько вражеских батарей посылают в небо желтые пучки снарядов. Круто разворачиваю самолет на летящие светляки и ввожу его в пикирование.
— Давай, Коля!
Вздрагивает самолет, освобожденный от груза. Я направляю нос на сверкающие пасти зениток и нажимаю гашетки «эресов».
Мне видно, как огненные дуги снарядов, упираясь в землю, изрыгают клубы черного дыма.
В эту ночь не вернулся на базу экипаж Шуры Поляковой. На подбитом, израненном самолете они приземлились недалеко от станции Глазуновка. Спасенья не было. Полякова и штурман Сагайдаков отстреливались из пулемета, из своих пистолетов. По одному патрону они оставили для себя…
Глава 7
Конец войне
Иногда у меня спрашивают, как мне запомнился конец войны. И мне всегда вспоминается артиллерийская подготовка, которая началась перед решительным наступлением на Берлин. Ей предшествовал бомбовый удар всей фронтовой авиации по ближним тылам гитлеровских войск, укрепившихся за Одером.
Нашему полку была поставлена задача уничтожить укрепления противника в пятнадцати километрах от линии фронта. При этом назначался строго определенный час как самого бомбометания, так и перехода линии фронта на обратном пути. Если по каким-либо причинам экипажу не удается пересечь линию фронта в это определенное время, то для этого давался узкий коридор севернее маршрута километров на пятьдесят. Такого еще никогда не было, и, собственно, мы не придали этому должного значения: не все ли равно, когда пересечь линию фронта, — пятью минутами раньше или позже?
Мы как раз не успевали. Николай Пивень, с которым я летал, предупредил:
— Подойдем с опозданием минут в десять.
— Ну и что? — искренне удивился я.
— Надо бы идти в указанный коридор.
— И шлепать над вражеской территорией лишних сорок минут? Спасибо!
— Пожалуйста. Мое дело предупредить.
Мы замолчали. Впереди, скрытая темнотой, затаилась линия фронта. Даже обычной перестрелки не видно. Темнота.
— Вот и линия фронта, — сказал я. — И ничего не произошло.
Коля не успел ответить. Тысячи вспышек орудийных выстрелов вдруг слились в одно сплошное зарево, четко обозначив линию фронта. Выше нас, нам навстречу, понеслись огненные хвосты снарядов «катюш», из дождя снарядов, казалось, нет выхода… Нет, не страх испытывали мы в те минуты — гордость! Мы не думали о том, что какой-либо шальной снаряд врежется в наш самолет, что мы можем погибнуть, так и не увидев долгожданный конец войны. Мы восхищались! И это было действительно восхитительное и радостное зрелище — огонь тысяч батарей по вражеским позициям!
И это запомнилось на всю жизнь. Таким мне и представляется конец войны — огненным очистительным смерчем, который смел с лица земли фашизм.
Но так вспоминается война в настоящие дни. А тогда… Шли мы с Николаем на аэродром, и я посмотрел вдруг на небо — не для того, чтобы узнать, летная или нелетная будет погода, а просто так, бездумно, и меня удивила чистая голубизна, разлитая по всему небосводу. Лишь местами виднелись легкие кудрявые облака. Такие облака бывают у нас в мае, после первой весенней грозы, и предвещают они переход от капризной весны к длительному теплу лета.
Пораженный увиденным, я остановился и взял Николая за руку.
Фронтовая судьба автора этой книги удивительна и уникальна.За годы войны летчик Константин Михаленко совершил 997 только подтвержденных боевых вылетов и при этом остался в живых! Причем в полете его не защищали ни броня Ил-2, ни авиапушки «яков» и «лавочкиных» — лишь дерево и перкаль открытой кабины По-2, того самого «небесного тихохода», неприхотливого труженика мирного времени, в грозные годы войны ставшего ночным бомбардировщиком.Вдумайтесь! Почти 1000 раз пришлось молодому выпускнику Харьковской военно-авиационной школы лететь сквозь смертельные трассы зенитных пулеметов и разрывы снарядов, под слепящими лучами прожекторов, на минимальной высоте и без возможности раскрыть парашют, если страшный удар расколет его «летающую этажерку».
«Лейтенант Бертрам», роман известного писателя ГДР старшего поколения Бодо Узе (1904—1963), рассказывает о жизни одной летной части нацистского вермахта, о войне в Испании, участником которой был сам автор, на протяжении целого года сражавшийся на стороне республиканцев. Это одно из лучших прозаических антивоенных произведений, документ сурового противоречивого времени, правдивый рассказ о трагических событиях и нелегких судьбах. На русском языке публикуется впервые.
Еще гремит «Битва за Англию», но Германия ее уже проиграла. Италия уже вступила в войну, но ей пока мало.«Михаил Фрунзе», первый и единственный линейный крейсер РККФ СССР, идет к берегам Греции, где скоропостижно скончался диктатор Метаксас. В верхах фашисты грызутся за власть, а в Афинах зреет заговор.Двенадцать заговорщиков и линейный крейсер.Итак…Время: октябрь 1940 года.Место: Эгейское море, залив Термаикос.Силы: один линейный крейсер РККФ СССРЗадача: выстоять.
Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.
Автор книги Мартын Иванович Мержанов в годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом «Правды». С первого дня войны до победного мая 1945 года он находился в частях действующей армии. Эта книга — воспоминания военного корреспондента, в которой он восстанавливает свои фронтовые записи о последних днях войны. Многое, о чем в ней рассказано, автор видел, пережил и перечувствовал. Книга рассчитана на массового читателя.
В книге четыре повести. «Далеко от войны» — это своего рода литературная хроника из жизни курсантов пехотного училища периода Великой Отечественной войны. Она написана как бы в трех временных измерениях, с отступлениями в прошлое и взглядом в будущее, что дает возможность проследить фронтовые судьбы ее героев. «Тройной заслон» посвящен защитникам Кавказа, где горный перевал возведен в символ — водораздел добра и зла. В повестях «Пять тысяч миль до надежды» и «Ветер удачи» речь идет о верности юношеской мечте и неискушенном детском отношении к искусству и жизни.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.