Небо с овчинку - [8]

— А носовые платки?

— Дорогая Серафима Павловна, насморк — штука домашняя. В полевых условиях его не бывает, верьте моим сединам. Там не бывает также гриппа, бронхита и прочих городских радостей.

— Но спать он на чем-то должен?!

— Пуховых перин не обещаю, зато гарантирую неизмеримо лучшее: ворох свежего сена. Ну и отыщем какое-нибудь рядно. Что еще человеку нужно, если пузо у него набито, ноги гудят и сами складываются, как перочинный нож, а глаза слипаются без клея «БФ»?

Антон был совершенно согласен с Федором Михайловичем. Впрочем, что сейчас ни скажи Федор Михайлович, Антон принял бы с восторгом. В самом деле, зачем ему рюкзак, да еще чемодан, да еще сумка? Единственное, что его огорчило, — пришлось оставить компас.

— Если ты в лесу не научишься ориентироваться без компаса, заблудишься и с ним. И не воображай, что ты едешь в джунгли. Я ведь знаю, в голове у тебя сейчас каша и сапоги всмятку: пампасы и лампасы, саванны и гаваны… Так вот: мангровых зарослей там нет, охотников за черепами тоже, единственные лианы — повилика, а употребление любого огнестрельного оружия, включая лук и стрелы, запрещено. Ясно? Ты будешь жить совершенно нормальной человеческой жизнью, если только не захочешь ходить на четвереньках.

Кондукторша попалась добрая, не побоялась ни Боя, ни постановлений, и до окраины они доехали на задней площадке трамвайного прицепа. Здесь следовало ловить попутную машину. Машины шли одна за другой, но Федор Михайлович руки не поднимал.

— Нам открытая не годится. Мы пять-шесть часов на солнцепеке выдержим, а Бой нет. Вон какая шубища, да еще черная. В два счета схватит тепловой удар.

Только во второй половине дня неподалеку остановился грузовик с фанерной халабудой в кузове. Водитель был небрит и зол. Из-за пустяковой формальности он не получил груза и вдобавок целый день не ел. Он не стал ничего слушать, хлопнул дверцей кабины и ушел в закусочную.

— Человек — создание сложное, — сказал Федор Михайлович. — Довольно часто путь к его сердцу идет через желудок, — и тоже ушел в закусочную.

Минут через пятнадцать они вышли.

— Порядок, — сказал Федор Михайлович. Он забросил рюкзаки в кузов, откинул задний борт. — Давай! — сказал он Бою, прихлопнул ладонью по дну кузова. — Барьер!

Бой слегка пригнул голову, вскинулся и, как подброшенный катапультой, взлетел в кузов.

Угрюмое лицо водителя слегка прояснилось.

— Зверюга! — сказал он с уважением. — Из цирка?

— Точно, — ответил Федор Михайлович и подмигнул Антону.

— Чудак, — сказал водитель, поднимая задний борт, — надо было сразу сказать. Он волка осилит?…

Грузовик зарычал, затрясся и, отчаянно скрипя фанерной халабудой, выехал на шоссе. Окраина все быстрее побежала от них, умаляясь, полезла вверх — машина шла под уклон; потом деревья у моста заслонили ее, лес расступился, отодвинулся от дороги, по сторонам распластывались то зеленые, то уже желтеющие поля. Кузов встряхивало, раскачивало, из-под него стремительно вылетала серая лента дороги, сужалась в узенькую полоску, в нитку, а горизонт неторопливо сматывал, прятал и ее, и поля, и перелески.

Смотреть на дорогу, обгоняющие машины очень интересно, но от качки и толчков голова шла кругом, хотелось пить, сидеть было жестко и неудобно. Антон устал, слегка отупел, и даже областной центр, через который они проезжали, оставил его равнодушным.

За городом булыжная мостовая нырнула в лог к маленькому мосту. Машина остановилась.

— Все, — сказал водитель, откидывая борт, — мне налево, вам на асфальт прямо. Не цапнет? — спросил он, отступая в сторону, когда Бой спрыгнул и бросился к ближайшему кусту. — А медведя он подужает?

— В первом раунде, — сказал Федор Михайлович. — Спасибо, будь здоров.

Машина ушла. Бой забрался под мост, жадно и громко лакал воду в маленьком ручейке.

— Давай-ка умоемся и пожуем. Хвала Серафиме Павловне, сегодня от голода не пропадем.

Они расположились в кустах, неподалеку от дороги. Бой лег рядом и внимательно следил за каждым их движением.

— Что, старик, тоже проголодался? — Федор Михайлович достал кусок сырой телячьей головы. — На, получай свою косточку.

Бой деликатно взял из рук мясо, отошел в сторонку и лег. Через несколько минут Федор Михайлович оглянулся:

— Ты что не ешь?… А где собака? Бой, ко мне!

Бой выбежал из кустов и остановился перед хозяином, изъявляя полную готовность служить.

— А где косточка? Зарыл? Вот поганец!… Его, видно, укачало, есть не может и спрятал про запас. Что ж, нам теперь сидеть здесь и ждать, пока у тебя появится аппетит? Или бросим косточку? А где ее потом взять?

Преданно глядя на Федора Михайловича, Бой вилял хвостом.

— Тогда вот что: раз ты не хочешь, Антон сейчас пойдет и съест твою косточку.

«Вгав!» — отчетливо произнес Бой.

— Вот тебе и «вгав»… Где косточка? Пошли, Антон.

Бой отступил, повернулся и бросился в кусты. Антон и Федор Михайлович пошли следом. Бой стоял возле одиночного дерева и смотрел в их сторону. Когда они подошли ближе, он лег и зарычал.

— Не отдашь? Только через твой труп? А ну, вставай!…

Федор Михайлович оттащил упирающегося Боя, разгреб рыхлую землю и достал перепачканный кусок мяса.