Небо России - [26]

Шрифт
Интервал

Вечером все собрались у телевизора. Вдруг между горлышками недопитых буты лок появилось широкое лицо генерала армии. Не попал он в наш лагерь, хотя ждали и готовились. Его вертолет опустился в районе Кирова. Посторонний чело век вряд ли что понял из диалога между воином-дорожником и генералом армии, но люди, которые весь день из своих рук не выпускали лопату, поняли, что и там концов не заточили. Там не Вотча, там Вятка пересохла.

Г О Д В Т О Р О Й

-------------------------

-1

У всех, кто был в лагере, годы, проведенные там, похожи один на другой, как нестиранные простыни грязного солдатского белья: грязь, вонь, вши - вот и все особенности. Каждый день одно и то же. Утром - равняйсь, смирно, не шеве лись, затем непрерывный скрежет лопат резал уши.

- "Урюк", стой. Иди сюда,- так пытались остановить разбегающихся во все стороны солдат измученные командиры рот и взводов. Воин, который не смог уйти незамеченным со строительного объекта, остановился, после чего нехотя подошел к командиру роты.

- Товарищ капитан, я не урюк, я каракалпак, - возразил воин-дорожник, ви новато пряча глаза в сторону.

- Почему не хочешь работать, каракалпак? - спросил ротный и долго ждал от вета, но воин молчал.

- Каракалпак, ты животное или человек? - вопрос ротного сначала поразил меня грубостью и цинизмом, но потом, внимательнее присмотревшись к капитану Степанову и к солдату, стоящему перед ним, все стало на свои места. Ротные понимали, что во вторую зиму бросить людей в палатки, никто не имеет права. Общечеловеческая мораль в этом случае перетянет и текст воинской присяги, да и статью Конституции о всеобщей воинской повинности. Они это понимали сердцем кадрового офицера и делали все, чтобы жизнь воина-дорожника не была похожа на жизнь каналоармейца. У солдата же дембель в маю, а потому ему все... В диалог вмешался взводный Чернодор.

- Капитан, не обращай внимания на этого солдата. Он опыленный, - сказал лейтенант рассмешив меня и ротного. Сбор хлопковых коробочек сказывался на черепной коробке многих и многих из наших солдат. Не успели мы еще по досто инству оценить мулю Чернодора, как опыленный "урюк" уже исчез.

Обед. В это время в лагере жизнь замирала. Даже на дороге к звездам (к полковничьим) ничто не нарушало тишину, разве что только проскочит одинокий УАЗ с полковником, поднимет столб пыли, исчезнет за поворотом и тишина. После обеда опять скрежет лопат, который обрывался лишь поздно вечером. Затем сол дат шел принимать вечернюю пайку, а офицеры собирались на очередное совесть чаяние. Дабы не повторяться о них, о совещаниях второго года, скажу только одно: "Компартия - создатель вооруженных сил СССР". Тема всех политзанятий, которую громогласно объявлял наш пропагандист, и все после его слов говорили себе: "Еще один день прошел..."

Как бы ни была тяжела лагерная лопата, летом она становилась намного лег че. На протяжении всего года все и всё в лагере ждут лета. Полковники ждут, потому как это отпуск. Можно будет погреть четвертую грудь на черноморском пляжу. Ляжу я ляжу и ни на кого не гляжу, но судья им черноморская волна. Для младших офицеров лето это пора мечтаний. Кадровые мечтали о получении квар тир, наш же брат двухгодюшник предавался мечтам о досрочном дембеле.

Ползли по лагерной системе слухи об осенней демобилизации. Солдат же ждал лето не потому, что у него с дембелем какая-то неопределенность. Он ждал вместе со всеми, потому что глина на лопату налипает меньше летом.

Ничего не осталось в памяти о летней лагерной жизни. Только она! "Во время выступления по телевидению госработников вся страна должна предаваться люб ви," - так считала она. Поэтому когда я приходил со службы к ней домой, Ирина тихо включала телевизор и улыбающимися глазами говорила: "Призван - служи." Было в ней какое-то редкое и огромное чувство - чувство своего места, пере полненное женственностью, порою полностью сводившее меня с ума. Чаще всего это случалось утром, когда мужчины все без разбора спрашивают глупости у сво их подруг. Многие женщины могут возразить, что мы и по вечерам умом не отли чаемся, и, надо признать, будут правы. На одну из моих глупостей она ответила так:

- Я не поеду с тобой в Прибалтику. У вас я буду лишена права избирать и быть избранной, а это дорогое женскому сердцу право.

После этого, рассмеявшись, дала команду: "Подъем!" и вот уже в который раз она поставила меня в строй, а дальше все тоже: "Равняйсь! Смирно! Не шеве лись!" Выдержать все это можно было только потому, что, придя вечером к ней, я не слышал: "Закройте рот, товарищ лейтенант". Можно было целовать ее откры тым ртом, и как был далек следующий подъем.

-2

"Весь народ страдает и мы, интеллигенты, должны страдать", - процитировал Андрус в строю русского классика, но оборвал его комбриг.

- Офицеры, ко мне, - и вновь каре на болоте. - В стране сложилась сложная обстановка, - начал начальник политотдела.

События в Нагорном Карабахе, события в Литве, уже Солженицына напечатали! - воскликнул начпо и затих в ожидании возмущений младших офицеров, но дождал ся:


Рекомендуем почитать
Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.