Небо России - [12]

Утро. Сарай с дровами. Я поднялся с кучи дров, перед глазами увидел карти ну. Из "ушей" вывернуты карманы, а на ногах вместо хромовых сапог белые нос ки, лямочки на пуговичках, и никого вокруг. Офицер приказал себе, натягивая фуражку на лоб: "Надо идти к людям". С выполнением было сложнее. Без денег и сапог, в военной форме и белых носках. Шел офицер по городу нестроевым и ду мал: "На какую же улицу я выйду?" Велико было его удивление, когда вышел он к истокам - улица Карла Маркса приняла его и согрела.

Недалеко мужчина колол дрова. - Отец, выручай героя Крита и Нарвика. - Где ж ты так погулял, сынок? - "Огни", батя, до сих пор в глазах мерцают. Ботинки были на ногах, деньги в дрожащих руках и огромное желание служить в сердце.

Водитель смеялся всю дорогу и не взял ни копейки. Полем, полем, полем к "озеру".

- Стой, ты кадровый? - Да. - Посиди на берегу, я освежусь. Буду тонуть, кинь пару солдат в воду. Пусть вытащат. Хотя тонуть не должно. - Хорошо! Во да! Слышишь, у меня к тебе еще просьба будет. Сходи в лагерь мостостроитель ного батальона, спроси Андруса. Скажи ему, что пришел Последний. Он все пой мет, и пускай принесет мои сапоги из радиостанции.

Через двадцать минут на ногах скрипнула новая юфть. - Рихард в лагере? - В машине. Он сказал, что ты пошел провожать женщину. - Истый джентльмен. Чебу рахнулся я вчера. Осуждаешь? - Нет. Даже развеселил. - Ну, а как вы? - Вчера солдата убили в управлении бригады. - Как? - Разбирали старую постройку. Спе шили.

Рухнула крыша и солдата убило. - Ничего не понимаю. Разбирали, рухнуло, так и должно быть. Как солдат погиб? - Разбирали изнутри. Балкой по голове.

- Все ясно! Солдата не убили, а забили! Бойня открыла свой страшный счет во тьме лагерей.

Л А Г Е Р Ь

----------------

-1

Муля - это юмор с болью и злостью обреченных людей. Обязана она своим рож дением лагерям. Пробивалась она из-за частоколов каторги в бессмертных запис ках. Вспомните стихотворные чтения на каторге. "После первой строчки извест ных стихов арестант доходит, наконец, до слова "на небеси". Того только и на до. "Стой! - кричит воспламененный поручик и мигом с вдохновенным жестом, об ращаясь к человеку, поднявшему розгу, кричит: - А ты ему поднеси!"

И заливается хохотом. Стоящие кругом солдаты тоже ухмыляются: ухмыляется секущий, чуть не ухмыляется даже секомый, несмотря на то, что розга по коман де "поднеси" свистит уже в воздухе, чтоб через один миг как бритвой, резнуть по его виноватому телу.

И Смекалов (поручик) уходит от наказания совершенно довольный собой, да и высеченный тоже уходит чуть не довольный собой и Смекаловым... (О поручике) "Одно слово, душа человек! Забавник!"

Бессмертна муля в лагерях. Пробивалась она и через густую паутину колючей проволоки лагерей главного управления. Лозунг Шепчинского на воротах Соловец кого лагеря "Соловки - рабочим и крестьянам". Муля Г.М. Осоргина в памяти на родной. Пробьется она и теперь из-за глухих дощатых заборов, разорвет заборы из колючей проволоки в двенадцать ниток да в несколько рядов и выйдет на суд людской.

Рота бетонных работ была брошена на строительство дороги. Уже были отсыпа ны первые десятки метров насыпи на дороге Бокало - Молчало (по названию дере вень). Болотная жижа хлюпала под ногами офицеров, склонившихся над планом до роги века длиной 1,7 километра. На насыпи появилась машина командира, поплыл ротный на доклад.

- Почему не отсыпаете насыпь? - с вопроса начал командир, не дожидаясь доклада.

- Товарищ полковник, прекратили возить песчано-гравийную смесь. Должно быть, что-то случилось в карьере, - начал оправдываться ротный.

- Опять у вас причины. Сколько до поворота? Инженер, идите сюда, - прика зал полковник. Подошел инженер из Москвы. "Прораб" Сонькин, так стали назы вать парня с того дня.

- Почти сто метров до поворота, - товарищ полковник, - доложил Сонькин.

- Чтоб завтра к утру были на повороте. Вы меня поняли, инженер? - спросил командир.

- Так точно, товарищ полковник, - отрапортовал Сонькин. Полковник прыгнул в машину и через несколько минут скрылся за поворотом, оставив нам следы про тектора и свой приказ.

- Что будем делать? - поглаживая лоб, спросил ротный. - Поворот, - тихо предложил Сонькин. Одно слово, Москва! Голова! Под вечер пришло несколько ма шин "Татра", и насыпь круто повернула влево. На следующий день командирская машина провалилась в свою колею и остановилась. Полковник довольный вышел к своим подчиненным, а подчиненные, довольные своим полковником, подошли к не му.

- Что, Сонькин, можете, когда хотите? - спросил командир. - Можем, товарищ полковник, кратко доложил Сонькин о выполнении приказа. Начальство покинуло нас в хорошем настроении. Командир роты и Сонькин обнявшись прыгали на кривой и орали во все горло:

" Вот - новый поворот, Что он нам несет?.."

Солдаты, как саранча с лопатами, брошенная на окучивание придорожных кюве тов, с удивлением и непониманием смотрели на своих командиров. Дикая радость двух офицеров распугала всех лягух на болоте.

Вечером мне пришлось оставить Бокало. Прощаясь, все шутили: - Последний, ты всегда там, где трудно? - спросил меня ротный. - Стараюсь, - сконфуженно ответил я. - И там становится еще труднее! - одновременно воскликнули ротный и "прораб" Сонькин. Я оставил дуэт из Бокало. Основной лагерь призвал меня к себе. Должно быть, там было трудно. Лишь поздно вечером добрался я до своей палатки. Кирко-мотыжный батальон уже спал.