Небо на плечах - [26]

— Жили мы хорошо, тут ничего не скажешь. Иван разве что на руках меня не носил. Я даже сына в его честь назвала, чтобы еще один Иван Иванович был! Он так радовался… — и все-таки она разрыдалась.

Сел рядом, обнял. Сколько раз себе это представлял, сколько фантазировал, а тут понял, что утешаю эту женщину как всего лишь знакомую. Хорошую, близкую и даже дорогую, но всё, что я к ней испытывал, осталось в прошлом.

— Гавриленков знал? — решился я уточнить.

— С самого начала. — Наталья сразу поняла, о чем вопрос. — У него не могло быть детей, он сам мне признался.

— Подожди, а Саша?..

— Приемный. Они с женой его усыновили, это его первой супруги какой-то дальний родственник сиротой остался.

— Не знал…

— Никто не знал, кроме родни его жены! — с ненавистью воскликнула она, моментально перестав плакать. Ого! Похоже, там те еще драмы без меня разворачивались! — Когда мальчик осиротел — никто его себе брать не хотел! Иван рассказывал, что и сами они тогда не в достатке жили, богатеть он позже начал, но пожалел Санечку, не бросил! Даже когда жена его умерла, как родного воспитывал!

— Я помню. И ни разу мысли не возникло, что он не родной, от тебя сегодня первый раз услышал. Гавриленков его любил, это видно было.

— Ванечку он тоже любил. Мы… — опять полились слезы, — мы правда нормально жили! Ссорились, конечно, всякое бывало… и Саня меня не сразу принял, потом только оттаял, когда Ваня-маленький появился. Потом у него переходный возраст начался, знаешь же, наверно, какие дети в это время бывают. Это ты у меня золотым был. — Она так крепко прижала мою голову, что пришлось даже воспротивиться.

— Наташ, все это хорошо, точнее, ничего хорошего… блин, ты поняла! — вырвался я из ее объятий, — Я соболезную твоему горю! Гавриленкову, как бы я на него в свое время ни злился, смерти я не желал. Тебе такой беды тоже. Но я так и не понял, почему ты здесь, а не в Москве вступаешь в наследство.

— Извини, долгое вступление, сейчас доберусь. Я просто хотела, чтоб ты понял, это важно! Я… я не любила Ивана, но меня всё устраивало. Мне с ним было надежно. Это был самый лучший для меня курятник! Идеал курятника! — с горькой экспрессией произнесла Наталья.

— Мне жаль.

— Меня обвиняют в его смерти. — Заявление прозвучало как гром посреди ясного неба.

— Его же убили при ограблении! Там же всё прозрачно было! Мне Рус докладывал!

— Рус докладывал… — саркастически передразнила меня подруга, — Высоко ты поднялся!

— Извини, ты, конечно, Руслана не можешь знать, он уже здесь на меня стал работать. Он приглядывал за тобой немного. Не только за тобой, за всей вашей семьей. Не сам, конечно… — с чего-то стал я неловко оправдываться.

— Недоглядел, значит! — Припечатала она. — У одного из тех грабителей нашли записи. Они на Ивана не случайно напали, они его поджидали, это был заказ. Угадай, кого назначили заказчиком?

— Это же чушь! — Заказное убийство и Наташка? — это из разряда фантастики.

— Ты это знаешь, я это знаю. А следователи копают. А теперь представь, как меня описывает Санина родня, у Ивана-то давно никого в живых не осталось!

— А я какого-то племянника его лечил как-то?..

— Трофима, наверное?.. Он все о тебе спрашивал. Это тоже со стороны его первой жены племянник, единственный нормальный из всей своры. Иван его привечал, он часто у нас в гостях был. Управляющим сейчас работает.

— И что тебе приписывают?

— Как что? Ребенок у меня не от Ивана, еще и сильным одаренным явно будет: первые всплески уже начались, хотя ему и трех еще нет! — неожиданно гордо произнесла она.

— Где-то в это время всё и начинается.

— Да? Не знала… Но не суть! Просто всплески начались, а сам посуди, как это со стороны смотрится: окрутила богатого мужчину, а тут стало ясно, что ребенок не его, вот и… — Наталья опять всхлипнула. — Других версий полиции и не надо!

— Я разберусь.

— Подожди, это еще не всё!

— Что еще-то? Обвинение в изнасиловании вашей собаки, поедании детей?

— Егор! Не смешно! — оборвала меня подруга.

— Извини, я не на тебя злюсь!

— Знаю. Но дослушай! Как раз Трофим мне намекнул: Иван, он сам по себе был никому не интересен. Я, что уж говорить, тоже. А вот если привлечь сюда еще тебя… Я честно не понимаю, как мои беды могут тебе навредить, но, пожалуйста, будь осторожен! Я тогда повела себя как дура, не спорь! — а я и не собирался! — Но дважды на одни и те же грабли… Потому к тебе и поехала. И если что… — глаза ее опять налились слезами, — Позаботься о ребятах?!

— Тебе хоть что-то предъявили? Подписки какие-нибудь давала?

— Какие? — с испугом отпрянула она от меня.

— О невыезде, например.

— Н-н-нет…

— Тогда пока расслабься. Я тебя никому не отдам, пока не выясню все. Просто пока посидите в доме, ладно?

— Ванечке гулять надо…

— Я в смысле — за пределы территории не выходите?

— Хорошо.

* * *

Беспомощность бесила. Одаренные болеют редко, но метко, а я еще и под полноценное гашение попал, что тоже здоровья не добавляет. Так бы я сам скатался в Москву, выяснить, кто в полиции такой умный, но приходилось терпеть — от шатающегося меня было мало толку. Нужна была как минимум неделя на восстановление. Пришлось напрячь всех, до кого смог дотянуться по телефону, отправить Бронислава в командировку и ждать результатов.